что в асфальте пробился вулкан, а в его жерло из серого сумрака бьют грозовые протуберанцы. Увидев синеющие электрические дуги, он представил бы гром. Увидел бы клубы дыма, языки пламени, облака горячего пара. Противники кружили каждый в своей плоскости, нанося удары и ускользая от чужих в нежданных меридианах, будто слоях, и это было бы самым странным из увиденного. Но взгляд обычного человека не проникал сквозь воздушно-временной барьер. Удары чудовищного хвоста раз за разом рвали сам этот воздух, барьер этот стонал, и после каждого казалось, никто не в силах восстановить текучую целостность их прекрасного солнечно-небесного мира, золотисто-голубого… живого.

И всё же… Золотые с голубым нити Каргера снова и снова латали его, как и тонкую оболочку Кая, делая рваное снова целым.

* * *

Заслоняясь от огня, Каргер выставил перед лицом скрещённые руки. Кай вдруг увидел на его ладонях чёрные струйки — от каждого ногтя вниз, оплетая фаланги, они скатывались по запястьям в рукава. Он не различал их цвета, но понял, что это кровь.

Кровь пахла чем-то страшным. Её пары расплылись под куполом и врезались в непривычно обострившееся обоняние. Он никогда не думал об этом как о чём-то цветном. Но сейчас его чувства затапливало красным.

Этот цвет был самым сильным. Даже сильнее чёрного.

Затухающий слух уловил:

— И тебе, хтоник, пора выбрать Твердь. Кристаллимы тебе не по зубам. Цикл повторится или станет началом…

Он больше ничего не услышал, но понял, что это было что-то очень важное. Важное для него и для всех. Странность состояла ещё и в том, что всё это было ему откуда-то знакомо… Но он не помнил откуда.

Закрыв глаза и раскинув руки с опущенными ладонями, Каргер медленно вращался в сфере, не касаясь ногами земли. Глянцевые капли срывались с кончиков пальцев. Медленной нескончаемой моросью падали они, рисуя в полёте свой собственный узор. Они больше не добавляли цвета в пространство. Но, благодаря им, что-то снова изменилось.

Каргер проговорил ещё несколько непонятных фраз, и бездна, зияющая багровым и чёрным, потянулась к его ладоням голубыми волокнами, такими же, как те, что он вытянул из света. Почти прозрачные, они сплетались в тонкие нити света, нити обвивали друг друга, образовывая сияющие линии и опоры, и в какой-то момент Кай увидел, что Каргер уже не парит в воздухе — ноги его стоят на лестнице, ступени её вырастают из огненного мрака разлома и уносятся вверх, в самый центр горящего над головами знака из голубых и золотых лучей.

— Я не торгуюсь. Я забираю моё по праву. Ты слышал Речение. Укротись! — глухо рыкнула чёрная бездна. Багровые шипастые хвосты взрыли остатки асфальта, подняв каменный шторм и добавив сокрушительной мощи вихрю.

Затворы времени, похоже, были на пределе прочности. Вековые каштаны накренились почти до земли, стволы затрещали, и ветви неистово ударили по стенам соседних зданий, над крыльцом их подъезда оторвало козырёк, с крыши снесло несколько кусков черепицы.

Каргер соединил ладони перед собой и выдохнул какие-то звуки, но стали они написаны огнём. Руки его были полностью в крови. Кай вдруг понял, что рукава и спина его тоже промокли. Одежда Каргера была насквозь пропитана кровью

Кай заметил, что знак над их головами, многолучевой купол, обрёл совершенно чёткую форму. Две зеркально наложенных друг на друга фигуры, одна из голубых сияющих нитей, вторая из слепящих золотистых лучей внезапно слились в звезду, в глубь которой уходила лестница Каргера. В следующий миг купол исторг столь мощную волну света, что перерезал плотную завесу из мрака и залил сиянием каждый уголок каждый закоулок между домами на перекрёстке пустынных улиц. И мощь этого знака была настолько велика, что багрово-чёрный клубящийся вихрь из тысячи языков с гудящим металлическим рёвом отпрянул тысячей колец и зашатался.

— Ты осмелился ударить по мне Тьмой? Моей Силой?! МЕНЯ?!! МОИМ ЩИТОМ!? — тысяча гневных глаз вырвались из разлома.

— Ты, помнится, что-то говорил о моём чаромудрии!

В следующий миг звезда обрушилась вниз ливнем из голубых струй. Кай почувствовал прохладу и прилив сил. — Говоришь, дорога тебе Гардариния? Древо умирает. Нити духа тают. Тьма вышла из-под твоего управления. Слишком много терпимости. Слишком много страстей.

— Я скучаю, — буркнуло в ответ со вздохом, и взгляды из колец тьмы приняли почти застенчиво-милое выражение.

— Отступись от парня, и ты получишь Свет!

— Ты встанешь на Путь с ним?..

На секунду, а может это была вечность — Кай уже потерял понимание течения времени — установилась тишина. Каждая грань могучего знака опустилась вглубь развороченной бездны прозрачной мерцающей стеной. Лишь шелест крыльев и стук сердца о грудную клетку Кая отмерял смену мгновений. Если внутри него сейчас находилась душа, то она похолодела и сжалась до размеров льдинки, Кай понимал, что эта тишина решает всё.

— Ты встанешь на Путь?.. Ты знаешь цену, Ипсиссимус, — буря, или уже скорее лава, подобная вулканической, внезапно начала обретать плотность и форму, словно в руках ваятеля.

Кай уже просто не имел сил удивляться, но в этом обезумевшем жидком камне проявились очертания лица с валуноподобным носом и ртом. В суровых глазницах чёрными ямами загорелись глаза. Ничего ужаснее в своей жизни Кай не видел — живые бездонные глаза на лице из дымящейся раскалённой магмы. И, кажется, в этот момент назначалась цена за его жизнь.

— Я знаю цену, Патриарх, — тихо проговорил Каргер, опускаясь на одно колено и склоняя голову. Затихающий вихрь раздул складки его моццетты, и взгляду открылись блестящие пластины, прикрывающие плечи, на груди сверкнул какой-то знак.

Тишина стала нестерпимой. Казалось, от этой тишины лопнут барабанные перепонки. Или разорвутся сосуды, не выдерживающие бешеные толчки крови камерами сердца. Ну кто-то, разорвите её! Скажите хоть что-то…

— Вне Слова и Глупца, — проскрежетал старческий голос.

— Вне Слова и Глупца, — эхом проговорил Каргер, приложив пальцы к губам, а затем к металлическому знаку на груди.

Каргер встал, разогнувшись в полный рост, пошатнулся и снова согнулся, уперев руки в колени. Он с трудом восстанавливал дыхание. По опалённому в морщинах лицу стекал пот. Лоб и щёки были иссечены и кровоточили. Коротко стриженные жёсткие с проседью волосы и колючие брови были покрыты серым пеплом. Кожа на руках потрескалась от жара, длинные пальцы дрожали.

Он вынул из кармана сутаны нечто похожее на шарф и вытер им окровавленное лицо и шею, затем поправил колоратку и, присвистнув, поднял над головой руку — на неё спланировал сокол.

— Благодарю тебя, Мистика, — он погладил птицу по спине.

Соколицу ещё не покинул боевой раж, она крутила головой