– Твой отец как раз сегодня должен вернуться после деловойпоездки в город, и он будет несказанно рад тебя видеть. Но твои щеки бледны,малышка Катрина. Надеюсь, ты не заболела снова?

– Вы знаете, синьор, что я всегда бледна. Я не пользуюсьрумянами, как ваши смелые итальянские девушки.

– Тебе никакие румяна не требуются, – вставил Стефан прежде,чем смог себя остановить, и Катрина ему улыбнулась.

Ах, она была так прекрасна! В груди у него заныло.

– Я так мало вижу тебя в течение дня, – продолжил его отец.– Ты редко радуешь нас своим присутствием до наступления сумерек.

– Мое время проходит за уроками и молитвами, синьор, – тихооткликнулась Катрина, стыдливо опуская ресницы. Стефан знал, что это неправда,но промолчал. Он никогда бы не выдал тайну Катрины. Затем девушка сновавзглянула на Джузеппе. – Однако сейчас я здесь, синьор.

– Да-да, это правда. И я должен позаботиться о том, чтобысегодня вечером, в честь возвращения твоего отца, у нас состоялась роскошнаятрапеза. Дамон… с тобой мы поговорим позднее. – Как только Джузеппе сделал знакслуге и направился к двери, Стефан с радостью повернулся к Катрине.

Раньше им удавалось пообщаться без присутствия его отца илиГудрун, ее флегматичной немецкой служанки.

Но то, что Стефан увидел в следующее мгновение, словнонанесло ему удар в солнечное сплетение. Катрина улыбалась – той самой тайнойулыбкой, которую она порой с ним делила.

Но улыбалась не ему. Девушка пристально смотрела на Дамона.

И в этот самый момент Стефан возненавидел своего брата. Онвозненавидел темную красоту Дамона, его грацию и чувственность, которыепритягивали женщин, как огонь манит мотыльков. В этот миг ему захотелосьударить Дамона, вдребезги разбить эту красоту. Однако вместо этого ему пришлосьстоять и наблюдать, как Катрина медленно, шаг за шагом, движется к его брату. Итолько ее зеленое парчовое платье шуршало по каменным плитам в полной тишине. Азатем, прямо у него на глазах, Дамон протянул руку к Катрине и улыбнулсяжестокой улыбкой триумфатора…

Стефан резко отвернулся от окна.

Зачем бередить старые раны? Однако, едва погрузившись ввоспоминания, Стефан достал тонкую золотую цепочку, которую он носил подрубашкой. Лаская пальцами висящее на ней кольцо, юноша поднес его к свету.

Маленький кружок был блистательно выполнен из золота, и пятьстолетий ничуть не замутнили его блеска. В оправу был вставлен один камень –лазурит размером с ноготь на мизинце. Стефан посмотрел на золотое кольцо иперевел взгляд на массивный серебряный перстень с таким же лазуритом,украшавший его безымянный палец. В груди снова все сжалось.

Нет, он никак не мог забыть прошлого, да и не желал на самомделе. Невзирая на все случившееся, Стефан лелеял память о Катрине. Тем неменее, существовало одно воспоминание, которое ему действительно тревожить неследовало, одна страница красочного журнала, которую не следовалопереворачивать. Если бы ему еще раз пришлось оживить в памяти тот кошмар, тот…ужасный момент, он бы сошел с ума. Как Стефан сошел с ума в тот день, в тотпоследний день, когда ему пришлось обратиться лицом к собственному проклятию…

Юноша наклонился к окну и прижался лбом к прохладномустеклу. У его наставника имелась еще одна поговорка: «Зло никогда неуспокоится. Оно может восторжествовать на некоторое время, но никогда не найдетпокоя».

Зачем он вообще явился в Феллс-Черч?

Да, Стефан надеялся найти здесь покой, но это былоневозможно. Его никогда и нигде не примут, и никогда не найдет себе успокоения.Ибо он само зло. И этого ему во веки вечные не изменить.

* * *

Елена в то утро встала раньше обычного. Она слышала, кактетя Джудит возится у себя в комнате, готовясь принять душ. Маргарет крепкоспала, свернувшись в своей постели, как маленькая мышка. Елена бесшумно прошламимо полуоткрытой двери в комнату своей младшей сестренки и направилась дальшепо коридору, собираясь выйти из дома.

Утренний воздух был исключительно чист и свеж. Большую айвуоблепили сойки и воробьи. Елена, которая вчера отправилась в постель с жуткойголовной болью, подняла лицо к ясному голубому небу и глубоко вздохнула.

Она чувствовала себя гораздо лучше, чем вчера. Еленапообещала Мэтту встретиться с ним до уроков. Хотя она не особенно радоваласьэтой встрече, у нее не возникало сомнений, что в итоге все закончится хорошо.

Мэтт жил всего лишь в двух кварталах от здания среднейшколы, в обычном каркасном доме, подобном всем остальным на этой улице, если несчитать того, что качели на крыльце были чуть более потрепанными, а краска настенах – чуть более облупившейся. Мэтт уже стоял у дома – такой милый ипривычный, что на мгновение сердце Елены сжалось от нежности.

Мэтт действительно был симпатягой. Никаких сомнений. Однакокрасив он был не в той ослепительной, почти досадной манере, какая характернадля некоторых людей, а просто как здоровый американец. Вообще, Мэтт Хоникаттбыл американцем до мозга костей. Его светлые волосы были коротко подстриженыперед футбольным сезоном, а чистая кожа отлично загорела после ударной работына ферме его бабушки и дедушки. Голубые глаза парня светились честностью ипрямотой. Вот только сегодня, когда он подошел, чтобы нежно обнять Елену, этиглаза были немного грустны.

– Зайдешь?

– Нет. Давай просто погуляем, – предложила Елена.

Они пошли бок о бок, не прикасаясь друг к другу. Улицу обрамляликлены и ореховые деревья, а в воздухе чувствовался свежий утренний запах.Ступая по влажному тротуару и чувствуя неожиданную неуверенность, Еленасмотрела себе под ноги. Она решительно не знала с чего начать.

– Ты все еще не рассказала мне про Францию, – напомнил Мэтт.

– О, там было очень здорово, – с наигранным энтузиазмомначала Елена, искоса поглядывая на Мэтта.

Он тоже смотрел себе под ноги.

– Все было просто здорово, – продолжила она, стараясьвдохнуть в свой голос еще больше воодушевления.

– Люди, еда, все остальное. Все правда было очень… – Тутголос ей изменил, и она нервно рассмеялась.

– Да-да, я уже понял. Очень здорово, – закончил Мэтт за нее,остановился и начал сосредоточенно рассматривать свои обтрепанные тенниски.