Вот те, кто постарше, уходили куда-то, а когда возвращались, мы смотрели на них — опять вернулись не все. И ненавистью загоралось сердце Ормара, других ребят, а наставники начинали гонять нас еще сильнее, еще беспощаднее, еще строже наказывали за проступки, лень и тупость.

Я понял, что один из лучших: меня наряду с Эйнаром часто ставили в пример другим, и я пытался во всем превзойти его, как и он меня. Наше соперничество было нешуточным. Тот случай, когда он вывел меня из строя на несколько дней, ударив палкой по ноге, оказывается, был продолжением давней вражды. Об этом мне не применул напомнить сам Эйнар, когда я, хромая на левую ногу, впервые появился на тренировочном полигоне нашей группы. Я делал упражнения в стороне ото всех, с ненависть поглядывая на основную группу, а мой соперник, улучив минуту, приблизился ко мне и глядя своими мелкими черными глазками, бросил гадко:

— Ну что, понравилось, змееныш?

— Я тебя придушу, — ответил я, испытывая желание тут же бросится на него, и даже дернулся вперед, но тут же скривился от боли.

— Посмотрим, — усмехнулся он, и унесся к остальным.

А я во сне впервые за всё время подумал — а чьи это эмоции, меня — Вани из города Ломокна середины девятнадцатого века от Рождества Христова, или этого Ормара из какого-то непонятного дремучего века и непонятно из какой страны? Как только я задал сам себе этот вопрос, я понял — это чувства Ормара. Эйнар не казался мне кем-то особенно ужасным, по крайней мере за время моих снов я не смог заподозрить его в чем-то, что сильно выбивалось бы из царящих тут жестоких нравов — ни излишней злостью, ни обманом, ни еще чем этот мальчишка себя не проявлял. Просто был лучшим, как и я.

За что же я так сильно его ненавижу? И тут — снова озарение, ведь попытавшись ответить на этот вопрос, я «вспомнил». Ормар и Эйнар были тогда на год младше и только начинали свое соперничество, часто подшучивали друг над другом. Вот только однажды шутки перестали быть безобидными. И когда я увидел глазами Ормара, что произошло, я всерьез усомнился в своем душевном здоровье. Когда я сейчас говорю «в своем», то имею Ивана Назлова. Вообще всё это я-Ваня и я-Ормар и так слегка (или даже не слегка) смахивает на раздвоение личности.

В общем, оказалось, что Ормар умеет подражать разным существам. Возможно, не всяким существам и не полностью… В общем, пока точно не знаю, но я увидел, как Ормар, собираясь подшутить над своим другом-соперником, оделся в какой-то мешок, измазался в грязи, и с другими ребятами, которые поддержали его шалость, пошел к душевым кабинам, где, как им сообщил еще один заговорщик, Эйнар остался один.

Глядя глазами Ормара и воспринимая его чувства, я видел его задумку глупого розыгрыша — напугать мальчишку, притворившись мертвяком. Я подошел к перегородке, где лилась вода. Сам чуть ли трясся от смеха, как и мои подельники. Желая сыграть убедительно, представил, что я и есть зомби, я двинулся к Эйнару, подражая дерганым движениям мертвяков и начиная кричать его голосом.

Мне казалось, что я и есть зомби, так я вжился в свою роль. Эйнар вскрикнул, повернулся на звук моего голоса, и до меня не сразу дошло, почему он трясется от страха, закрываясь от меня рукой, почему кричат мальчишки сзади меня, почему Эйнар забивается в угол, закрывая голову руками.

В недоумении Ормар остановился и понял, что из его рта, а теперь пасти вырывался страшный рык мертвяка, а тело корчилось как у зомби. Ормар замер, наваждение сошло, Эйнар поднял на меня заплаканное лицо — слезы продолжали литься по его щекам. Оборачиваясь к своим спутникам, увидел глазами двойника их растерянные лица. Я и сам был в полном замешательстве. Но случай такой заманчивый. Показал пальцем на Эйнара:

— Слюнтяй! Святые динозавры! И это воин, который собирается с мертвяками драться? Плачешь, как девчонка!

Он подорвался с места, и голый убежал под мой смех.

Потом я жалел, что сказал эти слова, но недолго. Началось наше противостояние, когда в ход шли любые средства, чтобы унизить противника и причинить ему боль. Я всей душой возненавидел Эйнара.

Глава 4

Бой до смерти

Во сне я возвратился из душевой в настоящее, и увидел себя на турнире нашей группы. Бои один на один голыми руками, палками, тренировочным холодным оружием — и вот в финале должны сойтись Ормар и Эйнар. Нас ждала площадка, напоминающая мне-Ване уменьшенную в несколько раз арену колизея, изображение которой я видел в книгах по истории Древнего Рима. Овальной формы яма с высокими, в полтора человеческих роста краями, а дальше несколько рядов трибун, где на нижнем ряду расположились три наставника, а выше — мальчишки из нашей и других групп.

По команде наставников началась схватка, сначала без оружия, в рукопашную. Мы хорошо изучили друг друга, и ни один не может подловить другого. Мы парировали удары друг друга, попадали в цель и пропускали удары, но всё это несущественно, настоящий бой будет позже, когда в ход пойдут дерево и металл. Пока не последует команда прекращать схватку, допустимы любые удары, уловки, подлые приемы, обманки, но не дай боги нанести хоть один удар, когда прозвучит «стоп».

Пытались ли командиры нас помирить или перевести соперничество в конструктивное русло? Скорее наоборот, что мне, Ване из Ломокны было странно, но Ормар не видел в этом ничего необычного. В каждом возрасте болью и кровью выковывались лучшие бойцы и лидеры для спасения людского племени от нечисти.

Обо всем этом я успевал думать, пока я-Ормар и его соперник хорошенько дубасили друг друга, но когда схватка ушла в партер, раздался крик «палки», и оба соперника рванули к своим концам арены, где лежало приготовленное оружие. И вновь мы сходились, и треск столкнувшегося оружия разносился над полем битвы. С удивлением заметил, что похоже, эти палки — осиновые колья — но тут же пришло понимание, что иначе и быть не могло. И гораздо чаще мы пытались нанести друг другу колющие раны — техника боя явно предназначалась для сражения не только с людьми, но скорее с нечистью.

Пропустил несколько чувствительных уколов, но и сопернику доставалось. Ормар неистово сражался, наседая на Эйнара, и тот пробовал повторить подлый прием, приведшей к моей травме неделю назад. Но я лишь изображал из себя ничего не соображающего берсерка, на самом деле ожидая как раз такого хода от