— Вероятно, пытался оторваться от преследователей, — сказал я.

— Ватсон, если бы за вами гнались бандиты, вы бы наверняка держались улиц со сквозным проездом. И без умолку звали бы на помощь, правильно?

— Полагаю, что да…

— Значит, он прибежал в парк по какой-то конкретной причине, — констатировал Холмс. — Чувствовал, что здесь ему удастся спастись.

— Следует ли вообще искать логику в действиях человека, поддавшегося панике? — возразил Грегсон. — Он просто был перепуган и бежал куда глаза глядят.

— Нет, — стоял на своём Холмс, — не куда глаза глядят. Исходя из показаний вашего свидетеля, он шёл от «Нейвса», который находится на Сент-Джеймс-стрит, к ресторану «У Сальери», расположенному на Брук-стрит. Если бы он был просто напуган, вряд ли настолько отклонился бы от своего маршрута. Нет, Де Монфор оказался здесь по определённой причине.

— По какой? — поинтересовался инспектор с некоторой долей раздражения.

— Если бы я это знал, — ответил Холмс, — меня бы здесь уже не было.

Мой друг одарил Грегсона мимолётной улыбкой и зашагал к южному выходу из парка.

— Идёмте, Ватсон! — крикнул он. — Пора проконсультироваться с экспертом.

Мы оставили Грегсона и направились в сторону Беркли-сквер.

— Боюсь, вы испортили нашему коллеге настроение, — заметил я.

— Коллеге?.. Вы ему льстите.

К Сент-Джеймс-стрит с её знаменитыми частными клубами мы шли через самые богатые районы Лондона — по маршруту, который в свою последнюю ночь выбрал Де Монфор.

— Холмс, этот эксперт, с которым вы хотите проконсультироваться… Я не ошибусь, если предположу, что это Лэнгдейл Пайк?

— Именно он, Ватсон. Никто лучше Пайка не способен осветить происходящее в светских кругах Лондона. Если мы хотим понять мистера Де Монфора изнутри, Пайк — тот, кто нам нужен.

Нельзя было не согласиться с Холмсом, хотя мой друг прекрасно знал: я не питаю большой любви к Лэнгдейлу Пайку.

Этот человек был сокурсником Холмса в колледже, а потом добился успеха довольно своеобразным способом. Именно его род занятий и вызывал моё неодобрение. Дело в том, что Пайк торговал сплетнями, наживался на скандалах и чужих секретах. В некоторых наименее уважаемых газетах публиковались его колонки, а представители лондонского света — обыкновенная моль, вообразившая себя бабочкой, — порхали вокруг Пайка, несмотря на то, что тот порой был весьма резок в своих оценках. Верно заметил Оскар Уайльд: «Хуже того, когда о вас говорят, может быть только одно — когда о вас не говорят». В разреженной атмосфере театральных премьер и торжественных приёмов, загородных вечеринок и парусных регат сплетники вроде Пайка — это горючее, которое помогает твоей звезде светить ярче.

Его «офис» располагался в клубе на Сент-Джеймс-стрит, в нише эркерного окна. Там Лэнгдейл Пайк просиживал целыми днями за столиком с блокнотом под рукой. В этот блокнот Пайк заносил поступающие слухи и сверялся с ним, когда затем сам их продавал. Он был скупщиком краденого, бездонной ямой для неподтверждённых новостей и голословных заявлений, а неизменными поставщиками всего этого выступали болтливые слуги и отправленные в отставку любовники. За каждую крупицу информации Пайк всегда готов был расплатиться новенькими, хрустящими купюрами. Платил щедро — он мог себе это позволить. Ходили слухи, что своими статьями в газетах он зарабатывает за год четырёхзначные суммы. Как человек, имеющий опыт в издательском деле, смею вас уверить: это немало.

Мой друг терпимо относился к бизнесу Пайка — на самом деле они часто обменивались информацией. Я же всегда считал: этот субъект воплощает собой всю порочность современного общества.

Заметив нас с Холмсом в окно, Пайк улыбнулся и поприветствовал вялым взмахом руки.

Пожилой официант проводил нас в «личную гостиную» Пайка. Вид у последнего был, как всегда, цветущий, а сияние шёлковой подкладки пиджака буквально заворожило старого слугу.

— Мой дорогой Шерлок! — Лэнгдейл Пайк встал и пожал Холмсу руку.

Он широким жестом предложил нам сесть, и воздух наполнился сладким ароматом одеколона.

— Вы, конечно, отобедаете со мной? У них здесь просто бесподобный пирог с дичью.

У меня вполне здоровый аппетит, но тут он сразу пропал. Я не испытывал ни малейшей охоты обедать в компании этого человека. Для Холмса же, в отличие от меня, источником жизненной энергии служил табак. Тем не менее мой друг заверил Пайка, что с удовольствием принимает его предложение.

— И чем я обязан вашему визиту, Холмс? Или мне угадать? — спросил Пайк.

— Я был бы разочарован, если бы вы не справились с этой задачей.

Пайк усмехнулся.

— Вы пришли, чтобы узнать, что мне известно о ныне покойном Хилари Де Монфоре, — сказал он. — Надеетесь, что я смогу пролить свет на эту, бесспорно, самую странную смерть из всех, о которых я слышал в последние двадцать четыре часа.

— Всего лишь?.. — саркастически заметил я.

— Это Лондон, мой дорогой доктор. Слава богу, здесь загадочные события происходят ежедневно. Полагаю, если бы это было не так, нам с Холмсом пришлось бы сменить место жительства.

— Боюсь, вы льстите этому городу, — не согласился Холмс. — Прошло уже много недель с тех пор, как он грозился завладеть моим вниманием.

— Ну, на мой взгляд, улицы изобилуют интригами. Но вам всегда было трудно угодить.

— Вы правы. Чтобы меня заинтересовать, нужно нечто большее, чем любовные романы или новые платья, — согласился Холмс. — К тому же я крайне нетерпелив.

— Это точно. — Пайк вздохнул и потянулся к своему блокноту.

Он перелистывал страницы, якобы освежая свою память, но я сомневался, что Холмс примет это за чистую монету. После гибели Де Монфора прошло совсем немного времени, и Пайк, приготовившись писать, наверняка уже восстановил в голове все сведения о погибшем.

— Конечно, молодой Хилари, — наконец заговорил эксперт по слухам, — всегда был паршивой овцой в семействе Де Монфор. Но с другой стороны, в таком унылом клане это естественно. Унаследованные деньги, унаследованные земли. Семейка из тех, где ставят на историю рода, а не на будущее. Живут, глядя в прошлое.

— Другими словами, люди благородного происхождения, — прокомментировал я.

Пайк пожал плечами:

— Как скажете. По мне, так имеет смысл смотреть только в одном направлении — в будущее.

— Таким образом, можно предположить, — сказал Холмс, — что молодой Хилари хотел заглянуть дальше, чем «здесь и сейчас».

— Да, пожалуй. Интересы Хилари Де Монфора были гораздо шире, чем вы можете себе представить. Он был членом «Золотой зари».

— «Золотой зари»? — переспросил я. — Что это? Новый клуб джентльменов?