явно был очень ленивым. И неряшливым. Ну и свинарник, боже! Крошки от чипсов или хлеба, пустые пивные банки, ошметки грязи на полу. Замызганный старый диван. Из постельного белья — засаленная наволочка на подушке. Пара скомканных пледов. Гора одежды в углу. Жесть! Полная деградация. Уважающий себя человек не смог бы прожить тут и дня.

Спички.

Есть! Черная печка и куча упаковок рядом. Пропажи одной с дюжиной коробков точно никто не заметит. Теперь собака. Собачий корм. Шкафчик у плиты. Ого! Консервы, чай в пакетиках, сахар-рафинад, чипсы, банки с арахисовой пастой. Да уж! С таким питанием толстяк точно не протянул бы до пенсии. Ему теперь еда уже не нужна. Мне — еще как. Набрать бы побольше, но рискованно. Вещмешок. Три супа «Кэмбелл», несколько пакетиков чая и чуток сахара. Рукав свитера. Никаких отпечатков. Где же чертов корм?

Миска.

Рядом — довольно дорогая плюшевая лежанка с бортиками. На боковой части надпись: «Люси». Вот как, значит, зовут козявку. Мешок корма на подоконнике. Насыпать с запасом. Вода есть. Тут всё!

Коридор.

Что это? Коробка с… Черт! Бутылки. Бурбон? Водка? Сглатываю. Сколько не пил? Два или три дня? Взять — не взять? Черт с ним! Толстяк, походу, тоже был пьяницей или продавал алкоголь туристам. Есть! Вот теперь порядок. Мешок прилично потяжелел. Выход. Щелка в двери для Люси-козявки.

Покойник.

Стал белее и меньше? Надо вернуть ему обувь…

Лай!

Что за черт! Рычание движка тачки? Парковка. Голоса! Чер-р-р-рт! Сука! Да налезете вы на вонючие ноги или нет? Унты. Есть! Мелкая сука Люси-предательница. Она настойчиво требует от кого-то прийти сюда поскорее.

— Берни! — развязный тон какого-то мужика.

— Эй, Бернард, детка, ты где? — скрипучий бабий голос.

Шарканье и стук каблуков. Они близко. Убить обоих? Нет, бежать! Бешеный стук сердца!

— Берни, твоя подруга с цепи, что ли, сорвалась?

Еще немного.

Чуть-чуть. Пролесок. Кусты и деревья. Канава. Черт! Ледяная грязь в лицо. Дубленка, джинсы — испачканы сзади. Фигня! Есть ли преследование? Нет. Лишь лай собаки. Кто же те двое? Ага. Появляются. Боже, как же вовремя слинял! Пузатый рыжий мужик средних лет и стопроцентная шлюха. Дешевый белый парик, куцая шуба, мини-юбка, колготки в сетку, блестящие сапоги до колена. Увлеченность беседой. Ноль внимания на лежащего перед ними покойника.

— Мамочки!

Заметили. Шлюха заметила первой. Закрытое руками лицо от ужаса. Мужика парализовало. Предательница-Люси наматывает круги, прося помощи у этих двоих. Слишком поздно! Мужик приходит в чувства. Хватает бабу и с силой тащит за собой в сторону парковки.

— Заткнись! Поняла? Чтобы никому, или прибью тебя!

Всё ясно.

Этот козел не собирается вызывать копов или скорую. Наверное, он женат или просто боится изгадить репутацию. Ну и сволочи! Теперь лежать их приятелю Бернарду незнамо сколько. Если погода будет такой же, как сегодня, то уже на третьи сутки тело начнет гнить, синея. Да и дикое зверье, хищные птицы запросто могут обглодать ему нос и уши. Впрочем, Берни уже всё равно, а его жизнь, похоже, была полным, беспросветным дерьмом.

Свобода.

Теперь ее можно даже потрогать. Вот она — лежит грузом в вещмешке. Выдох. Как хорошо немного полежать. Рев движка. Двое слиняли. Тоже отлично! Верхушки деревьев покачиваются на ветру. Зевок. Так, не время расслабляться.

Глава 9

За ночь ресницы покрылись корками. Веки, наверное, теперь красные, распухшие. Губы потрескались. Сейчас бы крем и увлажняющую помаду. Мама с раннего детства призывала ухаживать за собой, следить за внешним видом.

Неподражаемая Долорес Франк. Соверши она какое-нибудь тяжкое преступление с приговором в виде электрического стула, то, уверена, первым делом потребовала бы перед казнью косметичку и лучшее вечернее платье, а вовсе не библию и бургер с жареной картошкой.

Кто-то стучится. Заходит медсестра с подносом. Хмурая бабёнка лет тридцати. Плоская, как доска. Жидкие волосы, забранные в косичку. Мда. Про таких говорят — серая мышь.

— Поднимайтесь! — зло цедит.

Командирша хренова. Хоть бы поздоровалась. Ну и манеры. Ладно, сажусь-сажусь. «Мышь» — так теперь буду ее называть. Подходит, протягивает бумажный стаканчик. На дне — одна капсула и пять таблеток. Почему так много? Что это за колёса такие? В клинике «Спирит-Форс» нас, в основном, пичкали антидепрессантами и литием.

— Живе-е-е!— тянет Мышь, глядя на наручные часы.

Какая занятая, мать твою! Мало того что пришла так рано, да еще воды не предложила запить. Ладно, твое здоровье, Мышь!

Блин! Оболочка капсулы предательски прилипает к нёбу. Горсть таблеток застряла в горле. Горечь и рвотный позыв.

— Это что за фокусы? — раздраженный голос Мыши. — Быстро глотайте!

Слюнявые таблетки на ладони. Сжатые кулаки и взгляд такой, чтобы она поняла: сейчас отхватит. Мышь вздрагивает, пятится к двери. Она испугалась. Тянет руку к кнопке экстренного вызова. С этой дамочкой всё ясно. Такие, как она, специально устраиваются на подобную работу, чтобы каждый день отыгрываться на других. Помыкать слабыми, борясь с собственными комплексами.

— Что тут у тебя, Мэри?

Санитар на пороге. Ну и скорость! Тот самый чувак, что вчера обезвреживал таинственную «Джинн». Крепкий, коренастый. Руки — что лопаты. Деревенщина. Мэри-Мышь с самодовольным видом скрещивает тонкие бледные ручонки на груди.

— Мисс Франк не соблюдает правила и отказывается принимать лекарства. Но она сейчас всё сделает, верно?

Вроде как к санитару обращается, но на деле — ко мне. Издевка такая. Санитар занимает ту же выжидательную позу. Как же они оба надоели! Ладонь у рта, запрокинутая голова. Готово. Со второй попытки получается куда лучше.

— Вот та-а-ак… — скрипит Мэри-Мышь.

Оглядывается на санитара. С настороженным видом приближается ко мне. Правильно делает, что боится.

— Теперь скажите «А».

Открываю рот, высовываю язык. Мэри-Мышь внимательно изучает полость. Наверное, подсчитывает, в какую сумму обошлись идеальные зубы «богатеньким родителям». Вблизи Мэри-Мышь выглядит еще страшнее. Тонкая морщинистая кожа похожа на папиросную бумагу для косяков. Острый нос с выпирающей венозной горбинкой. Всё! Шмон наконец закончен. Эти двое уходят. Господи, дышать даже стало легче!

— Завтрак…

Повариха зовет пациентов к столу? Аппетита как не было, так и нет. Но это еще полбеды. Самое хреновое, что в этой поганой лечебнице не наливают кофе. Видимо, чтобы психи не стали слишком бодренькими и не начали чудить. Ладно. Можно и прогуляться до столовки.

В коридоре несколько дамочек той же, что и я, ленивой походкой двигаются в сторону столовки. Пахнет гадко: химией, что начищен пол, чем-то варёным и потом. Помещение приема пищи. «Приём пищи» — самая подходящая формулировка. Звон столовых приборов и хлопанье подносов о линию раздачи. У входа дежурит деревенщина с руками-лопатами.

Выбор