(Даже я понимала, что это было делом рук «наемных убийц», и мысленно возражала: «Глупец, конечно, это устроили именно они. Или, по меньшей мере, кто-то с ними связанный».)

– Как и моя жена, я не стану делать поспешные выводы, – отвечал отец.

– Однако вы распорядились усилить охрану замка.

– Распорядился, друг мой. Предосторожность не бывает излишней.

– Мне думается, великий магистр, в глубине сердца вы понимаете, что́ это означает.

– И если даже так? – возвысил голос отец. – Что, по-вашему, я должен сделать?

– Разумеется, предпринять немедленные действия.

– И на что они будут направлены? На защиту чести моей жены или на свержение короля?

– То и другое явилось бы посланием нашим противникам.

Пока отец совещался с во́ронами, замок потрясла ужасная весть: Жана обнаружили в каком-то переулке с перерезанным горлом. Я вздрогнула, словно от внезапного сквозняка. Потом заплакала. Не только по Жану, но, как ни стыдно в этом признаваться, и по себе. Я видела и слышала, как замок наполняется страхом и отчаянием. Из помещений для слуг доносился плач. Голоса во́ронов снова зазвучали возбужденно: в убийстве Жана советники видели подтверждение своих догадок.

И вновь отец их утихомирил. Выглянув в окно, я заметила на дорожках и лужайках людей, вооруженных мушкетами. Все были крайне взволнованы. Отец без конца заключал меня в объятия. Так продолжалось, пока меня не начало воротить от отцовской заботливости. Тогда я стала вырываться из его рук.

– Элиза, мы должны кое-что тебе рассказать.

Кем бы ты ни был, читатель моего дневника, ты наверняка с нетерпением ждал этого момента. Момента, когда «до меня наконец дошло»; когда я поняла, почему меня просят хранить так много véritées cachées. В тот вечер я узнала, почему советники моего отца называют его великим магистром, кто такие тамплиеры и почему слово «ассасин» означает не только наемного убийцу, но и название ордена наших противников.

Родители позвали меня в отцовский кабинет. Отец велел поставить три стула возле очага, а потом приказал всем слугам удалиться. Он оставался стоять. Мама же села, сложив руки на коленях и наклонившись вперед. Она подбадривала меня одним только взглядом. Мне вспомнился случай из раннего детства, когда я сильно занозила палец. Мама тогда держала меня, нашептывая утешительные слова и не давая мне разреветься, а отец ловко и быстро извлек занозу.

– Элиза, – начал он, – то, о чем мы собираемся рассказать, ты должна была узнать не раньше, чем когда тебе исполнится десять лет. Но сегодняшние события наверняка породили в твоей голове множество вопросов. Мама полагает, что тебе вполне можно довериться. Поэтому… начнем.

Я взглянула на маму. Она взяла мою руку, широко и ободряюще улыбаясь.

Отец откашлялся.

Вот так. Всем туманным представлениям о моем будущем, какие имелись у меня до сих пор, было суждено измениться.

– Элиза, однажды ты станешь главой французской ветви международного тайного ордена, история которого насчитывает сотни лет, – говорил отец. – Ты, Элиза Де Ла Серр, станешь великим магистром ордена тамплиеров.

– Великим магистром ордена тамплиеров? – переспросила я, недоуменно глядя на каждого из родителей.

– Да.

– Французской ветви?

– Да. В настоящее время этот пост занимаю я. Твоя мама тоже занимает высокое положение в ордене. Все мои советники, включая госпожу Левек, – рыцари нашего ордена. Их усилия направлены на сохранение наших догматов.

Я слушала, ничего не понимая из объяснений отца. Меня удивляло: если эти рыцари занимаются общим делом, почему же тогда на каждой встрече они кричат друг на друга? Однако спросила я о другом:

– Кто такие тамплиеры?

Отец указал на себя и маму, затем очертил в воздухе круг, включив туда и меня.

– Все мы, – ответил он. – Мы – тамплиеры. Мы стремимся сделать мир лучше, чем он есть.

Эти слова мне понравились. Сделать мир лучше, чем он есть.

– А как вы это делаете, папа?

– Хороший вопрос, Элиза, – улыбнулся он. – Как и в любой крупной организации, существующей не один век, в нашем ордене есть разные мнения по поводу наилучшего достижения наших целей. Одни считают, что мы должны жестоко сопротивляться всем, кто противится нам. Другие верят в мирное распространение наших воззрений.

– Кто они такие, папа?

Он пожал плечами:

– У нас есть девиз: «Да направит нас отец понимания». Видишь ли, тамплиерам известно: вопреки всем призывам и увещеваниям, люди не хотят пользоваться настоящей свободой и брать на себя настоящую ответственность. То и другое – слишком непосильная ноша для их плеч. Выдержать ее способны лишь те, кто необычайно силен и крепок разумом.

Мы считаем людей изначально хорошими, но легко поддающимися чужому влиянию, которое уводит их на путь злодеяний, лени и испорченности. Им требуются умелые и опытные вожди, способные повести за собой. Те, кто не станет играть на их отрицательных качествах, но будет взращивать положительные. По нашему мнению, это может способствовать поддержанию мира.

Я буквально чувствовала, как отцовские слова раздвигают мои жизненные горизонты.

– Вы надеетесь повести за собой народ Франции, отец? – спросила я.

– Да, Элиза. Надеемся.

– Как именно?

– А ты сама как думаешь?

В голове у меня стало пусто. Что думала я сама? Таких трудных вопросов мне еще не задавали. Я не знала, что и думать. Отец смотрел на меня по-доброму, однако я понимала: он ждет ответа. Я перевела взгляд на маму. Та ободряюще сжала мне руку. Ее глаза умоляли меня не робеть. И тогда я поняла, что́ мне надо говорить. Мои убеждения сложились из слов, слышанных ранее в разговорах мамы с мистером Уэзероллом и миссис Кэрролл.

– Месье, я считаю, что наш нынешний король непоправимо испорчен. Его правление отравило все животворные воды Франции. Поэтому, чтобы восстановить веру народа в монархию, короля Людовика следует сместить.

Мой ответ застал отца врасплох. Ошеломленный, он вопросительно посмотрел на маму. Та лишь пожала плечами. «Я тут ни при чем», – говорил ее жест, хотя слова, что я произнесла, я слышала именно от нее.

– Понятно, – пробормотал отец. – Твоей матери, Элиза, наверняка приятно слышать, что у тебя сложились такие воззрения, поскольку здесь мы с ней расходимся во мнении. Как и ты, мама верит в перемены. Я же считаю, что правителя страны назначает сам Бог, и верю, что даже испорченного правителя возможно заставить увидеть всю порочность и ошибочность его действий.

Мама снова пожала плечами, получив от отца еще один вопросительный взгляд.