Дверь закрылась, отсекая внешний мир. К нам с тряпкой в руках подскочил слуга, который тщательно отер нашу обувь. Вскоре уже ничто не напоминало о нескольких метрах рискованного пути, проделанного нами от кареты до дверей одного из самых модных и дорогих обувных магазинов Парижа.

Кристиан носил белый парик, стянутый черной ленточкой, сюртук и светлые бриджи. Полуаристократ и полулакей – именно таким он видел себя на социальной лестнице. Кристиан обожал повторять, что может заставить любую женщину почувствовать себя красивой и что это величайшая сила, данная мужчине. Но мама для него оставалась загадкой. Она была единственной из покупательниц, на которую магия Кристиана действовала лишь отчасти. Другие женщины воспринимали туфли как дань собственному тщеславию, а маму восхищало изящество самой обуви.

Но Кристиан этого не понимал, и потому каждый мамин визит показывал тщетность его стараний разгадать тайну этой женщины.

– Вы только взгляните, мадам. – Кристиан выставил на прилавок туфельки, украшенные пряжками. – Каждая женщина, входящая в эту дверь, ощущает слабость в коленях, стоит ей только взглянуть на новый шедевр обувного искусства. Но всю красоту и изящество этих туфель могут подчеркнуть только ножки мадам Де Ла Серр.

– Какие легкомысленные слова, Кристиан, – улыбнулась мама.

Властно махнув рукой, она прошла мимо хозяина к другим полкам. Я украдкой посмотрела на продавца, но не смогла ничего прочесть по его взгляду и последовала за мамой.

Выбирала она быстро. Мама делала это с уверенностью, всякий раз ошеломлявшей Кристиана. Будучи постоянной маминой спутницей, я замечала перемену в ней, когда она выбирала себе обувь. Легкость движений. Улыбку, обращенную ко мне. Мама надела вторую туфлю и полюбовалась отражением своих красивых ног в зеркале под оханье и глупые бормотания Кристиана. Он говорил, что каждая туфля – незаконченное произведение искусства, которому мамина нога придает завершающий штрих.

Мы выбрали себе туфли. Мама распорядилась насчет оплаты и доставки, после чего Кристиан проводил нас до двери. Мы вышли на улицу, где…

Не увидели ни нашего кучера Жана, ни кареты.

– Мадам, – озабоченно произнес Кристиан.

Чувствовалось, мама несколько оторопела. Чуть насупившись, она оглянулась по сторонам.

– Не волнуйтесь, Кристиан, – весело проговорила она, успокаивая владельца магазина. – Наша карета немного запаздывает, только и всего. Мы подождем ее возвращения, а пока насладимся красками и звуками Парижа.

Меж тем начинало темнеть. Воздух сделался прохладнее и гуще, чему способствовал вечерний туман.

– Мадам, об этом не может быть и речи. Вам нельзя ждать на улице, – возразил испуганный Кристиан.

Мама одарила продавца легкой улыбкой:

– Кристиан, вы боитесь, что улица дурно подействует на мои тонкие чувства?

– Это опасно, – возразил хозяин магазина и с легкой брезгливостью добавил: – И потом, эти люди.

– Да, Кристиан, это просто люди. – Мама произнесла эту фразу так, словно делилась с продавцом величайшим секретом на свете. – А теперь, пожалуйста, возвращайтесь в магазин. К вам зашла покупательница. Ей, как и мне, приятно провести время в обществе самого внимательного и обходительного из всех парижских торговцев обувью. И я уверена, ей не захочется тратить драгоценные минуты, видя, как вы разрываетесь между ней и двумя особами, ожидающими своего нерадивого кучера.

Кристиан знал: моя мама редко меняет принятые решения. И в магазине у него действительно находилась покупательница. Он больше не пытался возражать, поклонился, пробормотал слова прощания и вернулся к своим обязанностям. Мы с мамой остались вдвоем на улице, с которой исчезли все повозки. Прохожие растворялись в густом тумане, и их фигуры лишались четкости очертаний.

– Мама, – прошептала я, стискивая ее руку.

– Тебе нечего бояться, Элиза, – ответила мама, решительно поднимая голову. – Мы наймем карету и поедем в Версаль.

– Значит, мы не вернемся в наш особняк?

– Нет. – Мама о чем-то раздумывала, слегка покусывая губу. – Нам будет лучше отправиться в Версаль.

Мама изменилась: стала напряженной и очень внимательной. Она повела меня по улице, совсем неподходящей для наших длиннополых платьев и шляпок. Мы остановились у витрины магазина. Мама достала из сумочки пудреницу и посмотрелась в зеркальце.

Потом мы отправились дальше. Из ситуации, в которой мы оказались, мама решила извлечь полезный урок для меня.

– Элиза, придай лицу бесстрастное выражение. Не показывай своих истинных чувств, особенно если это тревога и беспокойство. Не выгляди торопливой. Сохраняй внешнее спокойствие. Управляй собой. – Прохожих на улицах становилось все меньше. – Мы скоро доберемся до площади. Там стоят наемные экипажи. Однако вначале я должна кое-что тебе рассказать. Когда я с тобой разговариваю, не поворачивай голову в мою сторону и вообще не показывай, что слушаешь меня. Тебе понятно?

– Да, мама.

– Прекрасно. Нас преследует какой-то человек в плаще и высокой фетровой шляпе. Он идет за нами от самых дверей магазина Кристиана.

– Зачем? Зачем этот человек нас преследует?

– Хороший вопрос, Элиза. Ответ на него я и пытаюсь получить. А пока идем дальше.

Мы остановились возле витрины другого магазина.

– Судя по всему, наш «хвост» исчез, – задумчиво сказала мама.

– Так это же хорошо, – ответила я со всей наивностью моей незамутненной восьмилетней души.

Однако мамино лицо продолжало выглядеть обеспокоенным.

– Нет, моя дорогая, это совсем не хорошо. Я бы предпочла, чтобы он оставался у меня на виду. А теперь я вынуждена гадать: либо он действительно исчез, либо – и второе кажется мне более вероятным – помчался вперед, намереваясь отрезать нам дорогу к площади. Он рассчитывает, что мы пойдем по главной улице, которая туда ведет. Но мы, Элиза, его перехитрим и отправимся другим путем.

Мы свернули на улицу, что была у́же прежней, а оттуда – в длинный и довольно темный переулок. Лишь у входа в него и в дальнем конце горело по фонарю.

Где-то на середине пути прямо перед нами из тумана появилась фигура человека. Я поняла: мама допустила ошибку.

У него было худощавое лицо, обрамленное локонами почти белых волос. Он напоминал щеголеватого, но явно обедневшего доктора в поношенном черном плаще и потертой высокой шляпе. Из-под воротника плаща выбивались кружева рубашки.

При нем был докторский саквояж, который незнакомец опустил на землю и открыл одной рукой, безотрывно глядя на нас с мамой. Из саквояжа он извлек нечто длинное и искривленное.

Затем, улыбаясь, незнакомец выхватил из ножен кинжал, лезвие которого зловеще сверкнуло в темноте.

– Не отходи от меня, – шепнула мама. – Все будет хорошо.