– Возможно, кто-то сознательно готов пойти на такой риск. В любом случае английский саквояж доктора – единственная зацепка, которая у нас есть для установления личности этого ассасина.

Мистер Уэзеролл кивнул.

– Мы его найдем, – пообещал маме ее друг. – Можешь быть в этом уверена.

Этот разговор происходил три года назад. О докторе с тех пор не было ни слуху ни духу. Покушение на наши жизни стало частью истории, как парижские бедняки становятся частью городского тумана.

Я хочу, чтобы ей стало лучше. Хочу, чтобы настал такой день, когда взойдет солнце и ее служанки, вошедшие, чтобы отодвинуть портьеры, найдут ее сидящей в постели и чувствующей себя «будто родившейся заново». Мне хочется, чтобы солнце пробилось сквозь портьеры ее комнаты и устремилось в коридоры нашего помрачневшего дома, чтобы выгнало оттуда таящиеся скорбные тени, коснулось отца, возродило его и вернуло мне. Я снова хочу услышать песни и смех, доносящиеся из кухни. Хочу, чтобы кончилась эта сдерживаемая печаль. Хочу снова улыбаться по-настоящему, а не маскируя под улыбкой душевную боль, бурлящую внутри.

Сильнее всего я хочу, чтобы мама вернулась. Моя мать, моя учительница, моя наставница. Я не просто этого хочу, я нуждаюсь в ней. Каждый день я неоднократно пытаюсь представить свою жизнь без нее и не могу. У меня нет даже отдаленного представления, как существовать дальше без моей мамы.

Я хочу, чтобы ей стало лучше.

А затем, в том же году, я познакомилась с Арно.

Наши отношения были выкованы в огне смерти – смерти моего отца.

Сколько длились наши нормальные, принятые в обществе отношения? Может, полчаса? Отец взял меня с собой, когда поехал в Версальский дворец по какому-то делу. Попросив меня подождать, он скрылся. Я сидел, болтая ногами, и разглядывал придворную знать, снующую взад-вперед. Словом, я смотрел на кого угодно, только не на Элизу Де Ла Серр.

Ни ее улыбка, которую я так полюблю в дальнейшем, ни рыжие волосы тогда не произвели на меня никакого впечатления. И красота, что потом очарует мои взрослые глаза, была невидима глазам мальчишки. Как-никак, мне тогда было всего восемь, а восьмилетние мальчишки не очень-то склонны тратить время на восьмилетних девчонок. Чтобы привлечь мальчишеское внимание, восьмилетняя девчонка должна быть весьма особенной. Как Элиза Де Ла Серр. В ней ощущалась какая-то непохожесть на сверстниц. Хоть она и была девчонкой, я с первых секунд нашей встречи понял, что она заметно отличается от всех девчонок, встречавшихся мне прежде.

Догонялки. Ее любимая игра. Сколько мы потом играли в эту игру как в детском, так и в юношеском возрасте. В каком-то смысле, мы никогда не прекращали в нее играть.

Мы мчались по зеркальным мраморным полам дворца, огибая мебель. Мы неслись по коридорам мимо колонн и пьедесталов. Даже сейчас я ощущаю громаду этого дворца. Его потолки невообразимо высоки, его коридоры тянутся чуть ли не до горизонта, а из массивных сводчатых окон открывается вид на каменные ступени и ожерелье садов.

А тогда? Тогда дворец казался мне бескрайним. Я сознавал, что нахожусь в огромном, незнакомом месте; понимал, что все сильнее нарушаю отцовские распоряжения, и все же не мог противиться азарту новой подружки. Девчонки, которых я встречал прежде, или чинно стояли, недовольно кривя губы на все мальчишеские забавы, или чинно следовали за своими матерями, напоминая русских кукол-матрешек. Они бы не посмели с визгом и хохотом нестись по коридорам Версальского дворца, равнодушные к замечаниям взрослых. Они не понимали, что можно бегать просто так, поскольку тебе нравится сам процесс. Интересно, я влюбился в нее еще тогда?

Я уже начинал волноваться, что не сумею найти дорогу к тому месту, где меня оставил отец, однако еще через мгновение мои волнения утратили смысл. Раздался крик, затем послышался топот бегущих ног. Я увидел солдат с мушкетами, а затем, по чистой случайности, выскочил туда, где мой родитель встретился со своим убийцей. Я успел склониться над отцом, прежде чем его не стало.

Когда же я наконец оторвал взгляд от безжизненного тела, то увидел своего спасителя и будущего опекуна – Франсуа Де Ла Серра.

Сегодня он пришел меня навестить.

– Элиза, отец хочет тебя видеть, – сказала Рут.

В присутствии отца поведение няньки, как и всех остальных слуг, становилось иным. Сделав реверанс, Рут поспешила удалиться.

– Здравствуй, Элиза, – сдавленным голосом произнес он, шагнув в комнату.

Мне вспомнилось, как несколько лет назад мы с мамой вернулись из Парижа, где в темном переулке нас попытались убить. Тогда отец без конца нас обнимал. Меня он обнимал особенно крепко и часто, отчего к концу вечера я уже начала задыхаться и выскальзывать из его рук. Сейчас, когда он стоял в моей комнате, больше похожий на гувернера, чем на отца, я бы отдала что угодно за одно из тех объятий.

Он повернулся и некоторое время ходил взад-вперед, заложив руки за спину. Потом остановился у окна. Вряд ли он замечал лужайки, простирающиеся за окном. Я смотрела на его размытое отражение в оконном стекле.

– Хотел узнать, как ты тут, – произнес он, не поворачиваясь ко мне.

– Спасибо, папа, все прекрасно.

Возникла пауза. Мои пальцы теребили складки блузы. Откашлявшись, отец сказал:

– Ты замечательно умеешь скрывать свои чувства, Элиза. Благодаря таким качествам ты однажды станешь великим магистром. Сейчас твоя сила поддерживает покой в нашем доме, а со временем ты употребишь ее во благо ордена.

– Да, отец.

Он снова прочистил горло.

– И тем не менее я хочу, чтобы ты знала: вдалеке от чужих глаз или наедине со мной ты… ты вполне можешь не скрывать своих чувств.

– Тогда, папа, я должна признаться, что страдаю.

Он опустил голову. В оконном стекле его глаза были похожи на темные круги. Я знала, почему отцу трудно смотреть на меня. Я напоминала ему мою маму, его умирающую жену.

– Я тоже страдаю, Элиза. Твоя мама для нас обоих значит целый мир.

(Мне тогда очень хотелось, чтобы отец подошел ко мне, обнял и мы бы с ним разделили общее горе. Но он этого не сделал.

Мне бы нужно было спросить: «Если ты знаешь, как я страдаю, почему же ты столько времени проводишь с Арно, а не со мной?» Но я этого не сделала.)

Еще несколько малозначащих фраз – и отец ушел. Вскоре я услышала, что он отправился на охоту, взяв с собой Арно.