Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Треша вздохнула и сделала глоток.
– Тебе понадобилось много времени, но теперь ты мать. Я больше не могу обращаться с тобой как с дочерью. Подойди и сядь рядом.
Элисса подчинилась, и они немного посидели, словно вернулись в карету. Элисса потягивала вино и смотрела в одну точку, а мать молча уплетала миниатюрные сэндвичи. Элисса прикончила второй стакан и встала, чтобы налить третий.
– Я могу позвонить прислуге, – заметила Треша.
– Вина я и сама налью, матушка. Пока меня, как я сказала, растили слуги, я научилась всему на свете.
Элисса съязвила неосознанно, без умысла. Она походила на мать больше, чем хотела признать.
Чашка звякнула о блюдце – мать вышла из себя.
– Радуйся, что отца нет в живых и он не слышит, как ты со мной разговариваешь.
– Мне и не приходилось так говорить, когда он был жив.
– Понятное дело, отец был ниспослан Создателем, – рассмеялась Треша. – Как твой приемный сын. Как вестник, в которого ты влюбилась. Дорогая моя, неужели ты видишь Избавителя в каждом мужчине, к которому неравнодушна?
Элисса фыркнула, но после заметила на стакане узор и округлила глаза:
– Лучший хрусталь? Я думала, он только для визитов высочайших особ.
– Ты королевских кровей, – ответила Треша.
– Когда я вышла за Рагена, ты говорила иначе. – Элисса повысила голос до визга: – «Я отрекусь от тебя, если выйдешь за грязную дорожную крысу! Посмотрим, как тебе понравится купеческая жизнь!»
– Я этого не делала, – сказала Треша.
– Что? – Элисса поперхнулась вином.
– Я не отреклась от тебя, – уточнила графиня. – Никаких бумаг не подписывала, документов не оформляла. Ты представляешь, какой случился бы скандал?
Элисса едва верила ушам. Она посмотрела на стакан в своих руках. Третий допила или нет?
– Ты хочешь сказать, что все эти годы…
– Ты жила средь купцов по личному выбору, – пояснила Треша. – Чтобы вернуться домой, тебе было нужно лишь извиниться.
Элисса скрипнула зубами:
– За что? Раген – хороший человек! Он стоит десятка придурковатых баронов, за которых вышли сестры!
Треша поставила чашку с блюдцем на стол и встала – само величие, скала, хотя и была теперь ниже Элиссы.
– Ты права.
– Что?..
– Я приношу извинения, – сказала Треша. – Раген показал себя намного лучшим мужем, чем мне представлялось.
Элисса, постояв в ошеломленном молчании, обвела взглядом комнату:
– Неудивительно, что ты избавилась от посторонних ушей.
– Я умею признавать свою неправоту. – Треша стряхнула с платья пылинку. – Пользуйся случаем и радуйся, дорогая. Тебе, пожалуй, не хватит жизни, чтобы услышать это вторично.
Элисса покачала головой:
– Я должна была знать, что ты не отреклась от меня.
– Отреклась? – рассмеялась Треша. – Нет. Лишила наследства? Разумеется.
– Я никогда не хотела быть графиней, – сказала Элисса.
– А твои сестры хотели этого чересчур сильно. Только мозгов у них – одна извилина на двоих. Я скорее верну титул короне – пусть Юкор бросит эту подачку первому дураку, которому задолжал, чем передам кому-то из них. Только ты сумела чего-то добиться.
– Создатель, матушка! – вспылила Элисса. – Неужели нельзя просто сказать, что ты скучала по мне? Хочешь увидеть внуков? Неужели твоя гордость неприступна, как городская стена?
– Если у меня стена, то у тебя гора, – сказала Треша. – Из-за этой мелкой ссоры мы потеряли годы. Их не вернуть. От магии морщин у тебя меньше, но на меня продолжает давить бремя лет. Я – умирающая старуха, и у меня свои убеждения, мне поздно меняться.
В душе Элиссы что-то дрогнуло. Она взяла мать за руку:
– О чем ты? Ты не…
– Умоляю, закончи мысль! – хохотнула Треша. – Скажи мне свое сокровенное честное слово, а я открою тебе мое.
Какое-то время они смотрели друг на дружку, затем одновременно опустили глаза.
– Что с тобой? – спросила Элисса. – Ты обращалась к травнице?
– Рак, – ответила Треша. – И да, лучшие умы Милна выходили за мои ворота и месяцами рылись в библиотеке.
Она вернулась в любимое кресло.
– На свете нет травниц более сведущих, чем милнские, – сказала Элисса. – Но их мастерство бледнеет при сравнении с искусством знахарок Красии и Лощины.
Треша покачала головой:
– Я не желаю связываться с твоей демоновой магией.
– Это не демонова, а обычная магия, – возразила Элисса. – Она вытекает из Недр. Демоны просто достаточно развились, чтобы ее поглощать.
– Доказательства? – повела бровью Треша.
Элисса глубоко вздохнула:
– Есть свидетельства, но не доказательства. Мы еще учимся…
– Я не буду участвовать в рискованном опыте, где на кону моя священная душа, – заявила Треша. – Если нужно, проверяй свои теории на раненых бойцах. На нищих, слугах – но не на мне. Я прожила, сколько мне отмерили, и я устала, Лисса.
Холодными, костлявыми пальцами она коснулась ее руки.
– Ваши имена на устах у всех жителей Милна. Богатство ничем не хуже высокого происхождения, и мало кто превосходит богатством Рагена. За пригоршню монет я парой росчерков пера могу объявить вас обоих моими наследниками, и даже Юкор не помешает.
Элисса накрыла руку матери ладонью, пытаясь передать ей немного тепла:
– Сестры возненавидят меня.
– Ха! Они уже тебя ненавидят! И меня. Эта пара с их алчными муженьками питается ненавистью, как хлебом. Они ненавидят низших за то, что те низкие, а превосходных – за превосходство. Одинаково ненавидят солнце и тучи. Пусть довольствуются своей злобой. Я не доверю им ни Зала Восходящего Солнца, ни народа Утреннего графства.
Ноги у Элиссы стали ватными, она села.
– Я… мне придется поговорить с Рагеном.
– Конечно. – Треша отмахнулась от нее, как от мухи. – Но мы обе знаем, что он голову положит, только бы это порушить.
Она отпила чай.
– Поверь мне, добиться своего куда легче, когда за тобой целое графство. Воспользуйся тем, что принадлежит тебе от рождения. Если ты искренне печешься об этом городе и его жителях, то при дворе герцога поможешь им больше, чем на вашей Меточной бирже.
Элисса невольно потупилась, погладила висевшее на поясе серебряное стило. Решится ли она, или есть другой путь?
Треша заметила ее движение:
– Если это для тебя не аргумент, то сделай по-моему ради того, чтобы я хоть последние месяцы провела с моими чудными внуками!
Элисса улыбнулась, и все предстало неожиданно ясным.
– Как будет угодно графине.
Орган подал голос, когда Раген взошел на холм к Великой библиотеке и Милнскому собору. Вскоре он заведет песнь сумерек, объявляя последний перед комендантским час.
Он снова зазвучит на закате, рассвете и в полдень. Горы, образовавшие кулису собора, служили своего рода жонглерской раковиной, и эхо слышал весь город.
Библиотека была в числе немногих строений, сохранившихся от старого мира.