Нет, он ведь лежит, ему запрещено вставатьиз-за сотрясения мозга, а слушать какую-то безумную женщину его мама вряд листанет. Спросит: «Кто вы?» И что Алена ответит? Писательница Дмитриева,страстная обожательница танцевального таланта вашего сына? Или просто такбрякнет открытым текстом: его любовница?..

Она даже взвизгнула от ярости, но тут же взяласебя в руки, заметив, что какой-то мужчина в серой куртке прошел мимо, косясьна нее, мягко говоря, с недоумением.

Ну да, торчит взъерошенная дама в сугробе, всяснегом перепачкана, перчатками разбрасывается да еще и визжит, будто еережут...

Режут, о господи! Какая однообразно-жуткаясловесная цепочка нанизывается!

Ага, стоп, не надо дергаться. Есть выход...кажется, есть.

Нашла в справочнике мобильный Жанны, вызвала.

– Алло? Алена, привет, как дела, какнастроение?

– Жанна, – с трудом справляясь сонемевшими губами, выговорила Алена, – вы только ни о чем не спрашивайте,ладно? Сделайте, что я прошу. Немедленно позвоните домой Игорю и спросите егомаму, кто у него сейчас находится.

Молчание.

Долгое молчание...

Потом голос Жанны – несколько, скажем так,оторопелый:

– Алена, вы сейчас где?

– Я, – всхлипнула несчастная влюбленная, –я на Медицинской. Стою напротив его дома. И я видела, как в подъезд вошла...

Она умолкла, потому что знала: на следующемслове захлебнется рыданиями.

– Кто вошел? – мягко, словно говорила сдушевнобольной, спросила Жанна. – Какая-нибудь блондинка? Ну, бросьте!Алена, уверяю вас, я точно знаю, что Игорь совершенно ни с кем не встречается,кроме... ну, вы сами понимаете.

– Она не блондинка! – взвизгнулаАлена. – У нее мелированные волосы. Жанна, позвоните, я вас умоляю! Жанна,позвоните!

Щекам стало как-то... холодно и мокро.

А, ну, понятно, почему. Слезы даже мехворотника замочили, что ж говорить о щеках!

– Тише, тише! – Голос Жанны сталперепуганным. – Тише, Алена, ну конечно, я позвоню. Поговорю с мамойИгоря, а потом сразу вас наберу, ладненько?

– Жанна, скорей... – выдохнула Алена изпоследних сил и отключилась.

Смешно. Смешно! И глупо. Но если правдуговорят, что любящее сердце – вещун...

О господи, какой кошмар – так любить! Как жеты въехала в это, разумная, насмешливая, высокомерная, хладнокровнаяписательница Дмитриева? Как ты позволила скрутить себя до такой степени?!

А если он тебя бросит... нет, сослагательноенаклонение здесь ни при чем – когда он тебя бросит, ты что, с собой кончатьбудешь? Ты же этого не переживешь, безумная!

Да ладно, это еще не сейчас случится. Ивообще, пусть бросает, лишь бы... лишь бы остался жив после встречи с Моськой!

Она посмотрела на мобильник. Как долго незвонит Жанна! Поднесла телефончик к уху. Нет, не звучат вожделенные птичьитрели.

В конце улицы показалась машина «Скоройпомощи». Алена обмерла. А вдруг это за ней? Вдруг Жанна позвонила в 03 ипопросила забрать из сугроба на углу Медицинской одну сумасшедшуюписательницу?!

Нет, Жанна не знает, что она в сугробе.

«Скорая» медленно проехала мимо.

Телефон молчал.

«Так. Считаю до ста, а потом просто иду кИгорю домой. Плевать на позор. Плевать на его маму... То есть нет, на маму,конечно, не плевать, что я такое несу, да он мне в жизни не простит, если яплюну на его маму, спаси меня господи от такой глупости... Телефон зазвенел!»

– Алло! Алло, Жанна!!!

– Алена, тише, не волнуйтесь, все в порядке свашим сокровищем. О господи, да возьмите себя в руки! Эта женщина – майормилиции, понятно вам?

– Кто-о? – проблеяла Алена, вынужденнаявцепиться в грязный «газелий» бок, чтобы не рухнуть от изумления.

– Дед Пихто! – рявкнула Жанна. –Майор милиции Омелина Галина Николаевна! Я специально заставила Анну Сергеевнупосмотреть ее служебное удостоверение!

– А кто такая Анна Сергеевна? – опятьзакричала Алена.

– Вы что, совсем спятили?! – завопила иЖанна. – Это маму Игоря так зовут, вы что, не знаете?

– Забыла, – упавшим голосом пробормоталаАлена. – Я забыла. Забыла. Я совсем забыла. Забы...

– Алена! – прошипела Жанна. –Прекратите истерику! Еще раз повторяю: Анна Сергеевна посмотрела служебноеудостоверение этой дамы. Она майор милиции и ей лет на пятнадцать больше, чемвам.

– А разве в служебных удостоверениях пишут годрождения? – снова напряглась Алена.

– Не пишут, – с интонациями сиделки изпсихушки ответила Жанна. – Но так сказала Анна Сергеевна. И добавилашепотом, что она страшна как смертный грех и ужасно неприятная. Так чтоволноваться вообще не о чем. Ясно?

– Ясно... – сквозь слезы выдохнулаписательница.

– Не будете?

– Не буду...

– Алена, идите домой, а? – ласковопопросила Жанна. – Уверяю вас, что с вашим сокровищем ничего не случится.Обещаете уйти?

– Обещаю, – насморочным голосом сказалаАлена, простилась с подругой (с подругой, с подругой, теперь нет никакихсомнений!) и нажала на сброс – чтобы через секунду, всхлипнув, набрать новыйномер.

Нехорошо врать, конечно, но она пока не можетпокинуть свой наблюдательный пост. Майор милиции... отлично, однако майор,генерал, да хоть фельдмаршал – а что она, эта милиционерша Омелина, делала в«Хамелеоне» рядом с Гнатюком? С Гномом! И почему у нее темно-синяя «Ауди» –совершенно как та, которая побывала около «Барбариса» в ночь нападения на Игоряи в ночь всемирного потопа? Нет, вопросы еще оставались, вопросов было много, иответить на них мог только один человек из знакомых Алены Дмитриевой...

– УВД, следственный отдел, слушаю вас, –раздался в трубке холодноватый девичий голос, и Алена, мигом собравшись ипроглотив комок, сказала столь же официально:

– Будьте любезны, Льва Муравьева пригласите,пожалуйста.

– Кто его спрашивает?

– Алена Дмитриева, писательница.

– Ой, – хихикнул голос, мигом сделавшисьвеселым и молодым голоском, – я ваши книжки читала. И тот роман, где выпро Льва Ивановича написали, тоже читала! Здорово вы его... Соединяю!

– Слушаю, Муравьев! – донесся знакомыйнеприятный голос.

– Лев Иванович, здравствуйте, это Алена Дми...