в разделе 3.3. «Изгнав персов и победив фракийцев, – рассказывает Плутарх, – он (Кимон. – В. Г.) подчинил весь Херсонес власти афинского государства, а затем, сразившись на море с фасосцами, отпавшими от афинян, захватил тридцать три корабля, осадил и взял город, а сверх того, приобрел для афинян находившиеся по другую сторону пролива золотые рудники и овладел всеми бывшими под управлением фасосцев землями. Отсюда он легко мог бы напасть на Македонию и отторгнуть значительную часть ее. Считали, что он не захотел этого сделать, и обвинили его в том, что он вошел в соглашение с царем Александром и принял от него подарки. Враги объединились, и Кимон был привлечен к суду» (Plut. Cim. 14; ср. Arist. Ath. Pol. 27. 1)[998].

Сейчас уже сложно выяснить, было ли это судебным преследованием, последовавшим за сдачей отчета о стратегии (euthyna), как сообщает Аристотель (Arist. Ath. Pol. 27. 1), или процесс, инициированный через исангелию народным собранием или гелиэей (Plut. Cim. 14; Per. 10)[999]. Последнее кажется более вероятным, если учесть влияние Кимона в ареопаге, который принимал подобные отчеты. Но попытка привлечь Кимона к суду была неудачной. В разделе 3.2 мы говорили, что слушания, скорее всего, проходили в гелиэе или народном собрании. Там и был вынесен оправдательный приговор, который подтвердили ареопагиты. Следовательно, предполагаемого некоторыми исследователями вмешательства ареопага могло и не быть.

Напомним, что в упомянутых выше судебных процессах значительно бόльшую роль сыграл не ареопаг, а народное собрание или гелиэя[1000]. Мы предположили, что уже в рассматриваемый период важнейшие решения, в том числе и судебные, не могли выноситься «без большинства народа»[1001]. К этому можно добавить ранее упоминавшуюся псефизму Каннона (Xen. Hell. I. 20, здесь и далее пер. С. Лурье)[1002]. Не исключено, что мотивом для инициирования тех или иных политических процессов было утверждение о преступлениях против афинского народа.

Но вот тут-то и возникает пока не находящий окончательного ответа вопрос. Почему Эфиальт атаковал ареопаг, если важнейшие судебные решения и оправдательный приговор Кимону вынесли не ареопагиты, а народное собрание или гелиэя?

Ниже мы попытаемся ответить на него. А пока рассмотрим еще один аспект данной проблемы. Бросается в глаза то, что реформа родилась в процессе политического противостояния. Плутарх сообщает, что реформа, лишившая ареопаг некоторых его полномочий, проводится Эфиальтом и его союзниками вскоре после неудавшейся попытки привлечь Кимона к суду. Несколько позднее Эфиальту удается отыграться. Реформа была проведена после того, как Кимон отбыл в очередную экспедицию: «…лишь только он отбыл с флотом в новый поход, народ, дав себе полную волю, нарушил весь порядок государственного управления и старинные постановления… отнял у ареопага все, за малыми исключениями, судебные дела, сделал себя хозяином судилищ и отдал город в руки сторонников крайней демократии…» (Plut. Cim. 15).

Принято считать, что Эфиальт провел свою реформу тогда, когда Кимон был в Мессении. В подтверждение этого приводят сообщение Фукидида: «Этот поход впервые повлек к открытой вражде между лакедемонянами и афинянами: после того, как укрепление не могло быть взято силою, лакедемоняне, опасаясь отваги афинян и страсти их к новшествам (δείσαντες τῶν Ἀθηναίων τὸ τολμηρὸν καὶ τὴν νεωτεροποιίαν), считая их к тому же чуждыми себе по происхождению, встревожились, как бы они по внушению ифомцев во время своего пребывания в Пелопоннесе не произвели какой-нибудь государственный переворот. Поэтому из всех союзников лакедемоняне отпустили одних только афинян, причем подозрений своих они не обнаруживали, а просто объявили, что больше в них не нуждаются» (Thuc. I. 102. 3, здесь и далее пер. Ф. Мищенко).

Выше мы уже высказали предположение, что речь в данном случае может идти не об экспедиции Кимона в Мессению, а о другой – морской экспедиции. Если это так, то сценарий реформирования выглядит несколько иначе: с Кимоном ушли не гоплиты, которых нередко считают сторонниками олигархии[1003], а феты – «морская чернь». Гоплиты в этом случае, оставшись в Афинах, будут содействовать проведению демократических преобразований. А вот во время мессенской экспедиции в Афинах, наоборот, должны были оставаться феты. Косвенно предположение об активной роли гоплитов во время проведения реформы Эфиальтом подтверждает и приведенное выше сообщение Фукидида. Если гоплиты (а не феты) стали союзниками Эфиальта, у спартанцев действительно мог быть повод для опасений.

Итак, сказанное выше не может не вызывать некоторого недоумения. Каковы же мотивы реформирования ареопага, если он не играл доминирующей роли в общественной жизни Афин? Не вмешивался он, судя по тем сведениям, которыми мы располагаем, и в судебные решения, выносимые гелиэей или народным собранием. Чем же тогда объяснить действия Эфиальта? Ответ, на наш взгляд, следует искать в его биографии. Напомним некоторые из уже известных нам фактов: «Когда же сила народа стала возрастать, простатом его сделался Эфиальт, сын Софонида, пользовавшийся репутацией человека неподкупного и справедливого в государственных делах; он-то и стал нападать на этот совет. Прежде всего он добился устранения многих из ареопагитов, привлекая их к ответственности за действия, совершенные при отправлении обязанностей» (Arist. Ath. Pol. 25. 1–2).

О том же говорит и Плутарх в биографии Перикла: «…Эфиальта, ярого противника олигархии и неумолимого при сдаче отчетов и при преследовании судом преступников, тайно убили злоумышлявшие против него враги с помощью Аристодика из Танагры» (Plut. Per. 10).

Однако в связи с этим возникают как минимум два вопроса:

– какие обязанности исполняли ареопагиты, за нерадивое исполнение которых Эфиальт привлекал их к ответственности;

– возможно ли было привлечь ареопагитов во время сдачи ими отчетов (euthynai), если до реформ Эфиальта данная процедура находилась в руках самих ареопагитов.

Г. Уэйд-Джери резонно предположил, что речь в данном случае могла идти и о бывших архонтах – тех, кто уже сложил свои полномочия и, возможно, стал ареопагитом, но должен был отчитываться перед ареопагом (euthynein)[1004]. Однако не известно, становился ли ареопагитом бывший архонт сразу же после завершения его полномочий или только после сдачи подобного отчета. Не исключено и то, что ареопагиты могли занимать какие-то выборные должности и, следовательно, отчитываться перед ареопагом[1005]. Фемистокл, как известно, уже будучи ареопагитом, неоднократно избирался стратегом.

Как бы то ни было, Эфиальт начал свою политическую (лучше сказать – демагогическую) деятельность как демократ и яростный гонитель ареопагитов. Только так он мог приобрести хоть какую-то популярность. Борьба с ареопагом и ареопагитами (а равно и с его сторонниками типа Кимона) была для него, если так можно сказать, idée fixe – навязчивой идеей. В этом состояла его демагогическая программа.

Но только ли в программе дело? На наш