– Начало просто великолепное! – с энтузиазмом ответил на ее реплику патолог, не сводя восхищенного взгляда с гладкого светлокожего лица адвокатессы. Ивана привело в восторг количество заказанных ею блюд: в отличие от большинства женщин, которые каждый раз давали ему понять, что, дескать, этого они не едят, потому что от того полнеют, а от другого появляется сыпь (разумеется, каждому мужчине чрезвычайно интересно узнать, какие проблемы случаются у женщин после употребления определенных продуктов!), Марина не опасалась ничего. Все, что она заказала, было калорийно, вкусно, дорого и изысканно. Она любила и рыбу, и мясо, не отказывала себе в десертах и алкоголе и, как и сам Иван, старалась получить от жизни все возможные удовольствия, не боясь последствий. Если она так же ведет себя в постели…

Отогнав от себя мысли о том, как Марина выглядит в раздетом виде, Гурнов тихонько прикоснулся краешком своего бокала к ее. При этом раздался нежный, едва слышный звон.

* * *

Мономах вытер руки белоснежным полотенцем и бросил его в корзину для грязного белья. Подняв голову, в зеркале он увидел улыбающееся лицо второго хирурга.

– Отличная была операция, коллега! – сказал он. – Спасибо!

– Взаимно, коллега! – ответил Севан Мейроян. – Оперировать с вами – сплошное удовольствие!

– Взаимно, коллега! – усмехнулся Мономах.

Это была чистая правда: из всех, кого он знал, Севану Мономах доверял больше всего. Доверял и уважал – за умения, знания, а также за приятные манеры и доброе сердце, что в наши дни встречается не так уж и часто.

– Все прошло лучше, чем мы могли ожидать, – добавил он. – Маша обязательно встанет на ноги… Да она еще бегать будет, помяните мое слово!

– Обязательно будет! – согласился Мейроян. – Особенно если удастся устроить хорошую реабилитацию. Ольга была бы вам благодарна за сестру! Удалось найти спонсора?

– Да, все в порядке, – ответил Мономах.

Он не хотел рассказывать Севану, что они с Иваном договорились поделить расходы на реабилитацию Маши пополам. Мономах собирался самостоятельно оплатить поездку в Израиль, но Гурнов не позволил ему этого сделать, сказав: «Слушай, зачем нужны бабки, если они никому не приносят пользы? Ну, покушать вкусно, выпить, хату оплатить – дальше-то что? Нет, давай пятьдесят на пятьдесят: хватит уже тебе одному быть героем, я тоже хочу участвовать!»

На том и порешили.

– А правда, что вы намерены усыновить того парнишку – ну, который по делу Цибулис проходит свидетелем?

О «деле» Цибулис в последнее время не слышал только глухой: СМИ наперебой стращали народ рассказами о том, как хитрый онколог, будучи в сговоре с матерым уголовником, «лечила» здоровых женщин от рака, разводя их на деньги. Телевидение быстренько состряпало целую серию передач, пригласив жертв деятельности Инги, ее коллег и всех, кто был в курсе ситуации. Кажется, единственными, кто не согласился в этом участвовать, были Мономах, Суркова и профессор Гаспарян. Ну и, разумеется, сама Инга, которая в данный момент ожидала суда с весьма мрачной перспективой в самое ближайшее время отъехать в колонию лет на пятнадцать. «Светочъ» засыпали судебными исками. Мономах сомневался, правда, что потерпевшим удастся получить существенную компенсацию, ведь Цибулис, в сущности, хоть и занималась откровенным мошенничеством, никому, кроме Полины Арефьевой, не навредила. Наоборот, она вылечила пациенток от болезней, которыми они страдали, с одной-единственной оговоркой: у них был вовсе не рак. Надо ли говорить, что Батрутдинов не получил назначение! Как он ни старался откреститься от любовницы, ничего не вышло, а «наверху», как известно, скандалов не любят. Денис Арефьев, кстати, пару передач посетил, но потом перестал отвечать на звонки с телевидения: он пришел к выводу, что из истории его сестры сделали развлекательное шоу, и это ему не понравилось. Ведущие приглашали в студию любовников Полины и других моделей, они с удовольствием рассказывали о ней небылицы, и парень одним ударом обрубил все концы, отказавшись дальше участвовать в этом публичном действе.

– Не усыновить, а всего лишь взять под опеку, – поправил коллегу Мономах. – Ему остался всего год в школе, а там – поступит в университет, станет человеком…

– Владимир Всеволодович, я хочу быть вами, когда вырасту! – с чувством произнес Мейроян, глядя на Мономаха восхищенным взглядом.

И оба расхохотались.

* * *

Алла весь день готовилась к серьезному разговору с Дмитрием, с самого утра прокручивала в голове слова, которые ему скажет, стараясь, чтобы они звучали как можно мягче. Негойда этого заслуживал. Он прекрасно к ней относился, был терпелив и мил. Любил ли он ее? Может, да, а может, ему просто было удобно в этих отношениях. Уютная квартира, вкусные ужины, ну и хороший секс нельзя сбрасывать со счетов… А вдруг она плохо думает о Дмитрии? Что, если он по-настоящему ее любит, только, в силу особенностей характера, не говорит об этом, полагая, что все и так понятно?

Но Алла все для себя решила, и не последнюю роль в этом сыграло мнение Марины. Подруга считала, что она плохо поступает по отношению к любовнику, желая использовать его, как отца для своего ребенка, но не имея намерения связать с ним жизнь. Марина и сама не стремилась сблизиться с каким-то одним мужчиной, но, входя в каждые отношения, она четко давала партнерам понять, чего ожидает. Они могли соглашаться лишь для виду, полагая, что им удастся переломить ситуацию, но, по крайней мере, она вела себя честно.

Алла знала, что никогда не забудет того ужаса, который испытала, узнав о похищении Мономаха, последующего тяжелого ожидания, тревожных поисков и той минуты, когда, ворвавшись на птицефабрику, увидела, как два собровца оттаскивают уголовника от лежащего на каменном полу мужчины. В ту секунду она испугалась по-настоящему, поняв, что это Мономах, и не зная, жив ли он. Вот тогда-то она и осознала, насколько права подруга: нельзя продолжать делать вид, что все в порядке, если на самом деле это не так. И Дмитрий, и она сама уже не в том возрасте, когда можно «пробовать» и ставить эксперименты, им обоим нужна определенность и понимание перспектив развития отношений. Алла не видела таких перспектив. Если ничего не предпринимать, такая ситуация может тянуться годами, а она ни в коем случае не хотела, чтобы это произошло!

Алла пришла домой пораньше, приготовила вкусный ужин, вытащила из загашника бутылку дорогого коньяка (скорее всего, Дмитрию захочется выпить после того, что она намерена ему сообщить) и села на широкий подоконник с видом на Невский проспект. Наступала пора белых ночей, и за окном было практически светло. Вереницы машин медленно тянулись по проезжей части, между ними по белым полоскам пешеходных переходов сновали люди: пятница как-никак, и многие занимаются вечерним шопингом или устремляются в многочисленные питейные заведения и рестораны, которыми буквально наводнена главная артерия города и прилегающие к ней улочки и переулки. Алла никогда не уставала от этого вида: он всегда разный, и, глядя в окно, она могла ощутить живую, трепещущую и постоянно меняющуюся атмосферу Петербурга и почувствовать прилив энергии. Но сейчас у нее ничего не выходило: мысли о встрече с Дмитрием и предстоящем разговоре не позволяли расслабиться.