почти безлесен, однако мы не спустились с холма верхами, но спешились и привязали лошадей к деревьям.

Дальше мы поползли на карачках и, достигнув нижней границы леска, внимательно сквозь листву рассмотрели равнину.

Дымки на поверхности прерии, Огни костров. Палатка из звериных шкур посредине. Шевелятся какие-то тени. Пасутся лошади.

Под нами лагерь команчей.

Глава LXXXV

ЛАГЕРЬ КОМАНЧЕЙ

Мы подъехали вовремя. В сгустившихся сумерках нас было трудно разглядеть под прикрытием деревьев, тогда как мы с высоты отчетливо видели расположение врага на равнине.

Лагерь команчей лежал как на ладони. Вся окружающая прерия маячила в полусвете. Холм, который господствовал над равниной, — род внушительного, потерянного в прерии «седла», — был единственной возвышенностью на много миль кругом. Команчи разбили свой лагерь у подошвы холма, к которому примыкала необъятная прерия.

Это был так называемый пекан, то есть прерия, усеянная лесистыми островками, с преобладанием кустарника по имени пекан. Среди пекановых куп росли там и сям другие деревья с широколиственными кронами.

Эти деревья в сочетании с деревцами пекана, похожего на парковый кустарник, создавали иллюзию искусственного ландшафта, подчеркнутую извилистым ручейком, сверкавшим в лучах вечернего солнца.

Но перед нами не был английский парк, но торжественная пустыня.

Рука человека не прикасалась к карликовым купам. Искусство садовника не участвовало в создании очаровательного пейзажа.

Лагерь команчей лежал на берегу ручья, в полумиле от подошвы холма.

Даже при беглом взгляде бросался в глаза удачный выбор стоянки, не столько удобной для обороны, сколько предохранявшей от нападения врасплох.

Если допустить, что палатка расположена в центре становища, то центральная точка лагеря приходится на опушку рощицы, смежной с ручьем. От палатки к ручью прерия спускается пологим скатом, напоминающим вал земляного укрепления. Площадь лагеря, оцепленная огнями от самой рощицы до ручья, представляла собой сочный луг, и на зелени его выделялись меднокожие воины. Одни стояли, другие бродили, кто лежал на траве, кто сидел у костра, приготовляя ужин.

Участок каждого воина отмечался воткнутым в землю копьем. Копья образовывали геометрически правильную фигуру. Их тонкие пятифутовые древки торчали, как стройные корабельные мачты с флажками, цветными перьями и скальпами.

У основания каждого копья были сложены парадный щит, колчан и лук, а также сумка с красками и лекарственными травами. Какие-то фигуры держались обособленно от индейцев; чутье нам подсказывало, что это белые женщины.

Да, это были пленницы! С каким щемящим чувством я на них глядел!

Но на таком расстоянии и сквозь дымку вечера даже зоркий глаз влюбленного не узнает черт лица.

Лошади чернели на флангах лагеря. Их привязали снаружи, за линией костров, чтобы им было привольнее пастись, и мустанги, разгуливая на длинной привязи вокруг колышков, к которым были прикреплены лассо, занимали обширную площадь. Конное окружение лагеря с двух сторон огибало рощу, так что лагерь оказывался как бы замкнутым в форму лука, тетивой которого был ручей, а дугою — живая стена мустангов. За пределы этого «лука» лагерь не простирался.

Как я уже заметил, выбор места предохранял от нападения врасплох. Рощица, в которую упирался лагерь, была единственной на тысячу шагов кругом.

По ту и другую сторону ручья тянулась безлесная обнаженная прерия: ни бугорка, ни кустарника, которым мог бы воспользоваться как прикрытием враг.

Индейцы, разбившие лагерь с такой стратегической мудростью, вряд ли опасались неожиданностей. Но осторожность у них в крови, и остроумное расположение стоянки скорее всего объяснялось врожденным инстинктом команчей. Рощица доставляла им топливо, ручей — воду, прерия была отличным пастбищем. Немного конины на ужин — вот и все, что было нужно индейцу в походе.

Я сразу оценил всю выгодность расположения команчей, понятную не столько солдату, сколько охотнику и партизану, привыкшему к уловкам иррегулярной войны.

С военной точки зрения стоянка индейцев отнюдь не годилась для обороны, но подойти к ней можно было, лишь оставаясь незамеченным. Индейский всадник вечно боится быть захваченным врасплох. Все, что угодно, только не это! Дайте ему пять минут на сборы — и он неуязвим. Если превосходство сил на вашей стороне, вы обратите индейца в бегство, но где найдете вы лошадей, способных догнать мустанга? Вот почему команчи предпочитают выжидательную тактику и воздерживаются от активной обороны, кроме тех случаев, когда имеют дело с мексиканцами. На мексиканцев они идут уверенно, с осознанием своего превосходства.

С печальными мыслями глядел я на лагерь врагов. Проникнуть в него можно лишь под покровом черной ночи. Самый хитроумный лазутчик не проберется в него. Лагерь казался мне недосягаемым.

То же самое думали мои спутники. Двое разведчиков, припавших к земле, хмурились и молчали. Мы понимали друг друга без слов.

Глава LXXXVI

КОЛЕБАНИЯ

Прилегающая равнина на расстоянии тысячи шагов поросла невысокой травой. Даже мелкая дичь не могла в ней притаиться, не то что всадник.

Я готов был проползти на четвереньках полмили до индейской стоянки, но и это привело бы к неудаче: дозорные индейцев или мустанги заметят ползущего врага. А если я проберусь в оцепление и найду Изолину, разве нам удастся бежать незамеченными? Конечно нет!

Несомненно, будет погоня и жестокая расправа на месте. Нас умертвят томагавками и копьями.

Я решил подвести лошадь как можно ближе к индейскому лагерю, оставить ее под прикрытием и, вскочив на седло с Изолиной, галопом вернуться к друзьям.

Товарищи должны были ждать где-нибудь неподалеку, в засаде.

Но топография индейского лагеря разрушила весь этот план, составленный в расчете на деревья, кустарники или какие-нибудь бугры. Не считая поросли, в которой мы спрятались, и рощицы, примыкавшей к индейскому лагерю, прерия была обнажена, а добежать до этой рощицы — то же самое, что до становища индейцев.

Стоило нам проползти еще несколько шагов до