управлял телегой и подгонял свою ослицу. Все смотрели с улыбкой, как Андрейка слез и, подойдя к ее морде, уговаривал поехать дальше. Он то ласкал ее и говорил нежные слова, то приманивал пучком травы, то, залезая под нее, пытался сам переставлять копыта. Но Катька не двигалась. Тогда Андрейка сказал ей, что она упрямый осел и что он с ней не будет дружить. Обидевшись окончательно, он сел на самый конец телеги, отвернувшись от нее и сложив руки на груди. Этим воспользовался хозяин и, хлестнув ослиху хворостиной, легко решил эту, казалось, нерешаемую проблему.

Лена и Игорь писали, как им всем понравилось в горах на леднике. Они рассказывали, что лежащий перед ними ближний край ледовой подушки был пухлым и длинным, как язык. Он покоился на гранитном основании горы и уходил расширяющейся и искрящейся на солнце широкой полосой вдаль и вверх, раздваиваясь и оплетая выступы и лесистые скалы на крутом склоне. Андрейка топал по нему, проверяя на прочность и безрезультатно стараясь отколоть каблуком или палкой кусок, чтобы попробовать его на вкус. Родители взяли с собой по совету хозяина две банки сгущенки, так как он обещал угостить всех ледниковым мороженым. А делают его так: в пустую банку из-под сгущенки наливают кипяток и ставят на лед. Лед плавится, и банка опускается в образующуюся дырку с водой всё глубже, до самого края. Потом ее вынимают и в готовое отверстие вставляют закрытую банку со сгущенкой. Через час содержимое банки затвердевает, банку открывают и ледяное мороженое выковыривают из нее и режут ножом. По приезде домой в Москву рассказов было много, особенно когда напечатали фотографии, которые делал Игорь…

Как я уже сказала, во время их поездки на Кавказ я оставалась в квартире одна. И это было впервые: я дома, а больше никого нет. Мне одной не нужно было ни столько уборки, ни готовки, ни стирки, и свободного времени оставалось много. Это было так необычно – пустая тихая квартира и я, предоставленная сама себе. Я часто ходила гулять по улицам, нарядившись в красивое платье, или сидела у окна нашей комнаты, вязала, слушала радио и смотрела на рябину под нашим окном.

Когда мы только въехали в эту квартиру, то вместе с семьей Димы, Лениного брата (они приехали нас навестить на выходные дни), сходили в лес и вырыли несколько молодых деревьев. В то время благоустройству пространства вокруг новых домов не придавали значения, а нам хотелось зелени и красоты. Мы выкопали в лесу две молоденькие березы и посадили у подъезда. Жили мы на третьем этаже, и нам их было довольно плохо видно, пока они были маленькими. Зато через несколько лет деревья выросли, их кроны стали большими и ярко-зелеными. К тому времени и у других подъездов жильцы высадили деревья. Возле дома стало заметно уютнее. А окно нашей с Андрейкой комнаты выходило на тыльную сторону, и там всегда с утра светило солнце. Уж не знаю почему, но мне хотелось видеть под моим окном именно рябину. Ее ажурные, как кружева, мелкие листья и ярко-красные ягоды в гроздьях всегда мне нравились. И мы посадили молодую рябинку, уже довольно хорошо подросшую, прямо напротив нашего окна. Я вспоминала, как мы с Фаней и Леной несли деревце из леса, и ствол был толщиной всего лишь с черенок лопаты, которой мы копали. Мы несли рябинку осторожно, завернув корни в какую-то тряпку и стараясь не повредить тонких веток. А теперь через несколько лет она выросла, верхушкой доставая до наших окон третьего этажа, и стала очень пушистой. Мы часто с Андрейкой открывали окно и здоровались с нашим деревом, любовались его ажурной листвой летом, разноцветными красками листьев осенью и красными гроздьями ягод, которые клевали снегири и синички, зимой. Это была «наша» рябина, мы следили, как она растет, и иногда поливали прямо из окна.

Оставшись одна, я вечерами зажигала зеленую лампу на письменном столе в уютном Ленином уголке и листала альбомы с фотографиями. Игорь много снимал, а Лена всё вставляла в альбомы. Остались детские альбомы со стихами Игоря про тельняшку, щенка и Чапаева. Старые альбомы тоже сохранились и лежали вперемешку с новыми. В них на пожелтевших фото Софья Абрамовна то одна в платье как у невесты, то с маленьким Лёней в одесском парке. Я листала медленно, всматриваясь в детали и представляя себе то время и места, где снимки были сделаны. И мои мысли улетали ко дням моей молодости, годам, прожитым в нескольких поколениях этой семьи. Вспоминалась Москва тридцатых годов, Леонид Петрович с семьей на первомайском параде, комната на Старой площади и Ольга Николаевна, склонившаяся над корректурой в мягком свете вот этой же лампы, что освещает мне сейчас альбомные страницы. Я провожу рукой по зеленому стеклянному колпаку, как бы стирая с него пыль времени, и мне видится Ленинград, Подольская улица, квартира профессора с женой, чьих фотографий нет в альбомах их потомков. А жаль…

Так проходили часы, а я всё не могла долистать один альбом до конца, увлекшись своими размышлениями. Это было моё любимое занятие в свободное время. Но вот семья вернулась из поездки, Танюша приехала из летнего лагеря и квартира наполнилась голосами ее обитателей. Мы несколько дней каждый вечер собирались на кухне за чаем, и путешественники рассказывали о своих впечатлениях, показывая фотографии интересных мест.

Дача

Осенью у нас произошло одно нежданное событие: Лене предложили дачный участок. Не близко от Москвы, но по нашей Павелецкой железной дороге. Я с детьми только и слышала разговоры о выборе участков, поездках и разметке. Всем занимались сами родители, а точнее Лена. Она могла и распланировать, и договориться, и всё рассчитать. Игорь был не такой, ему бы больше поговорить и сделать какой-нибудь красивый жест, даже в ущерб своим интересам. Ну а планы мы строили, конечно, все вместе. Все понимали, что и Танюше, и Андрейке нужен свежий воздух и витамины. Здоровье у обоих было слабое. Поэтому дача была нам просто подарком Божьим. Так, по крайней мере, считали мы с Леной и уже рисовали, где и какие грядки или деревья будут возле дома. Игорь, не любивший ни домашней, ни любой другой физической работы, реагировал уклончиво, говоря, что помочь он хочет, но у него всю весну и лето съемки выпускников школ и детские лагеря… Тане уже исполнилось четырнадцать лет, она понимала, что сидеть на даче и копать грядки менее интересно, чем ездить в