Выезд из Крыма. Погрузка

29 октября (ст. ст.) 1920 года красные ворвались в Крым, и Русская Армия, оттесненная от перешейков, но не разбитая во много раз численно превосходившим врагом, начала отходить к портам, где уже были приготовлены и распределены между частями суда для погрузки.

Отходили в полном порядке, с оружием в руках, не теряя связи между собою и штабами и все время получая от последних руководящие распоряжения. Не было той растерянности, неразберихи, стихийного стремления куда-то вперед, почти бегства, не было той неуверенности в возможности погрузки, как это наблюдалось под Новороссийском. Отходили в полной уверенности, что командованием все предусмотрено и принято во внимание.

Частям Донского корпуса была назначена для погрузки Керчь, где были приготовлены суда «Мечта», «Екатеринодар», «Самара», «Поти», «Тралер № 412», «Хоракс», «Дыхтау», баржи № 56 и «Чайка», «Феникс», моторные шхуны «Алькивиад», «Острея», «Павел», «Яков», «Пандия» и много других мелких судов.

Уже 1 ноября, за переход от Керчи, по полкам было разослано приказание, где точно указывалось, когда, в каком порядке и на какое судно кому грузиться, и предписывалось выслать вперед квартирьеров.

С рассветом 2 ноября началась погрузка. Еще за городом квартирьеры и офицеры Керченского гарнизона, собранные в батальон, специально предназначенный для поддержания порядка при погрузке, встречали подходившие части и указывали им дорогу к пристани; тут же сообщали правила погрузки.

По условиям войны в Северной Таврии части имели большие обозы, так как пехота передвигалась большей частью на подводах, а пулеметы, число которых в некоторых полках достигало до сотни, возились на тачанках. И вот чтобы не создавать излишней сутолоки в порту, надо заметить – в Керчи, не особенно обширной, было приказано все обозы и лошадей оставлять при въезде в город, а в порт идти пешком, неся на себе оружие и личное имущество. Впрочем, для тяжелых вещей, казенного имущества и запасов продовольствия было разрешено оставить по нескольку подвод на полк.

Прибывающие части почти незамедлительно, в полном порядке грузились на баржи, которые и развозили их по судам, стоявшим на рейде; на более мелкие суда грузились непосредственно с пристани.

Где-то в полку играла музыка, и веселые и бравурные звуки маршей широко разносились в порту, но казаки были невеселы, угрюмы и молчаливы. Не слышно было обычных песен, но криков и пьяной ругани, как в Новороссийске, также не было.

Неведомыми благодетелями по городу и отчасти в порту были расклеены номера местной, сделавшейся уже полубольшевистской газеты, где был отпечатан приказ Главнокомандующего, разрешавший всем, кто считал себя слабым к предстоящим лишениям и не хотел разделить общую судьбу армии, остаться в Крыму. Из уст в уста, шепотом передавался между казаками этот приказ, но никто не хотел сдаться на милость красных, чему много способствовали имевшие несчастье остаться в Новороссийске казаки, перебежавшие затем обратно в Северной Таврии и на себе испытавшие все ужасы большевистской неволи. «Лучше в море броситься, чем опять к красным попасть», – говорили они, рассказывая о тех унижениях, которым подвергали их красные, и ужасах, жестокостях, свидетелями которых они были.

Никто не хотел остаться в Керчи и подвергнуться расправе, предпочитая уйти в изгнание, чем оставаться в красном отечестве. Почти все прибывшие в Керчь, за малыми исключениями, погрузились на суда; остались лишь немногие, сами пожелавшие остаться, главным образом из военнопленных красноармейцев, мобилизованных жителей Крыма, санитаров и врачей-евреев.

Никто не думал надолго уезжать на чужбину. У всех царила непоколебимая уверенность, что с весны снова начнутся военные действия против большевиков.

К вечеру 2-го погрузка была приостановлена, и суда отошли на внешний рейд, где и бросили якоря для ночевки. В этот день была посажена на суда 3-я Донская дивизия, в составе около 5000 казаков, интендантства, и, вообще, разные тыловые учреждения Донского корпуса и Второй армии, Керченский гарнизон, гражданские учреждения и беженцы.

В этот день по судам был разослан приказ Главнокомандующего следующего содержания:

«Всем русским судам с крейсера «Генерал Корнилов». Русская Армия, оставшаяся одинокой в борьбе с коммунизмом, несмотря на полную поддержку крестьян, рабочих и городского населения Крыма, вследствие своей малочисленности, не в силах отразить нажима во много раз сильнейшего противника, перебросившего войска с польского фронта, и я отдал приказ об оставлении Крыма, учитывая те трудности и лишения, которые Русской Армии придется претерпеть на дальнейшем горестном пути. Я разрешил желающим оставаться в Крыму, и таких почти не оказалось. Все солдаты Русской Армии, все чины Русского флота, почти все бывшие красноармейцы и масса гражданского населения не захотели подчиниться коммунистическому игу, они решили идти на вдвое тяжелое испытание, твердо веря в конечное торжество своего правого дела. Сегодня была закончена посадка на суда. Везде она прошла в образцовом порядке. Неизменная твердость духа флота и господство на море дали возможность выполнить эту беспримерную в истории задачу и тем спасти армию и население от мести и надругания. Всего из Крыма ушло 10 000 человек и свыше 100 судов Русского флота. Настроение войск прекрасное. У всех твердая вера в конечную победу над коммунизмом и в возрождение нашей Великой Родины. Отдаю армию, флот и выехавшее население под покровительство Франции, единственной из великих держав, сознавшей мировое значение нашей борьбы.

3(16) ноября 1920 года. № 004718.

Врангель».

3-го были погружены конные части 1-й и 2-й Донских дивизий, служившие заслоном отступавшей пехоте, и штаб Донского корпуса.

По общему плану эвакуации кубанцам была назначена для погрузки Феодосия, но большая часть строевых частей там погрузиться не могла, так как все пароходы были заняты тыловыми частями и гражданскими беженцами, вследствие чего командир Кубанского корпуса приказал 1-й и 2-й Кубанским дивизиям идти в Керчь. Сильно пришлось потесниться тогда донцам, тем не менее никто из нежданных гостей не был оставлен на берегу, и в последний день все кубанцы были взяты на борт судов, предназначенных для Донского корпуса.

Погрузка была закончена. Около 22 000 донцов сидело теперь на кораблях, готовых уехать за море, в чужие страны. Началась новая жизнь.

В море

Разместились очень тесно. Так, например, на «Екатеринодар» было погружено около 5000 человек, кроме громадного груза зерна и интендантского имущества, на «Поти» – 3500 человек, столько же на «Мечту», не считая громадного количества керченских беженцев, на «Самару» – 2500 и так далее. Все, что только можно, было завалено вещами, на которых сидели люди. Палуба, шлюпки, крыши кают, мостики, чуть ли не до капитанского включительно, были усеяны людьми. Было так тесно, что