Выдача и доставка в Чилингир продовольствия постепенно налаживалась, но продовольствие это выдавалось в таком незначительном количестве, что его было совершенно недостаточно для насыщения взрослого здорового человека. Так называемый французский паек первоначально состоял из 200 граммов галет, 200 граммов хлеба, 60 граммов сушеных овощей, 20 граммов сахара, 8 граммов кофе, 20 граммов соли, 20 граммов жиров, 3 граммов чая, 150 граммов мяса, 100 граммов консервов, 400 граммов угля для варки пищи и 25 граммов дерева для растопки угля. Это все должно было выдаваться на одного человека в сутки. Больным хлеба и консервов не выдавалось, а взамен этого выдавали 500 граммов галет и 300 граммов мяса.

Но и этот паек не попадал полностью в казачьи желудки. Прежде всего, французы систематически недодавали сполна всего полагающегося довольствия. Случалось, что недодача доходила до одной трети всех выдаваемых продуктов. Это приняло характер постоянного явления, причем французский интендант, лейтенант Фуссо, без объяснения причин требовал от приемщиков или принимать то, что он выдавал, или же совсем не принимать продуктов. Решиться на последнее приемщики не могли, так как это значило оставить голодным весь лагерь, поэтому и принимали то, что выдавалось. Тем не менее в накладных Фуссо заставлял приемщиков расписываться в получении всех причитающихся продуктов полностью.

Такое поведение лейтенанта Фуссо вынудило наконец наше командование донести об этом Главнокомандующему для дальнейшего сообщения французскому командованию, но к каким-либо положительным результатам это не привело.

Доставка в Чилингир продовольствия производилась самими казаками, частью на руках, частью на нанимаемых для сего обывательских подводах. Но и в пути продукты подвергались расхищению. Трудно было удержаться голодному казаку не «ущипнуть» куска от переносимого им хлеба, не спрятать в карман банку консервов. А так как за переноской продуктов отряжалось большое количество казаков, то и утечка продуктов была большая. Это вызвало строгие меры со стороны командира корпуса, приказавшего посылать для сопровождения продуктов особый наряд казаков при офицере, ответственных за их целостность. Казаки эти были снабжены плетями и обязаны были тут же, на месте, пороть всякого, замеченного в хищении продуктов. Эта мера сразу же привела к желательным результатам, и хищение продуктов в пути значительно сократилось.

Но это продолжалось недолго. Французы начали перевозить продукты своими средствами, на своих лошадях и под своей охраной. И снова возобновились хищения. Французские солдаты сбрасывали в пути в придорожные кусты и канавы хлеб, банки с консервами, сахар, жиры, вообще все, что можно было, сдавали в Чилингире доставленные продукты по системе лейтенанта Фуссо, то есть наличным количеством, не считаясь с количеством, обозначенным в накладных, и, возвращаясь в Хадем-Киой, забирали обратно сброшенные продукты, которые и обращали в свою пользу. Ни протесты сопровождавших продуктовые транспорты казаков, ни донесения нашего командования французским властям так же, как и в деле лейтенанта Фуссо, не привели ни к чему.

Выдаваемые продукты далеко не всегда бывали свежего качества. Сплошь да рядом случалось, что хлеб был цвелый, в галетах попадались черви и консервы были гнилые, в пробитых банках. Если приемщики вовремя замечали эти дефекты, французы обменивали порченые продукты на свежие или обещали додать впоследствии недостающие продукты, хотя, впрочем, обещания эти не всегда исполнялись. Бывало также, что порченых продуктов, цвело го хлеба или червивых галет выдавалось такое количество, что приемщикам предстояло одно из двух: или принимать продукты в том виде, в каком они выдавались, то есть порчеными, или же не принимать вовсе. Выдаваемая зелень почти всегда была наполовину порченой.

Через некоторое время паек был несколько изменен. Галеты заменили хлебом, которого выдавали по 445 граммов на человека в сутки, вместо мяса давали по 200 граммов консервов, вместо зелени и сушеных овощей начали выдавать по 80 граммов фасоли или чечевицы и по 25 граммов бульона в кубиках.

В дурную дождливую погоду, ввиду непроходимости дороги, доставка продуктов сильно затруднялась, так как на каждую лошадь клалось вдвое, даже втрое меньше того, что она везла в сухую погоду, да и с этой-то кладью транспорты нередко застревали в глинистой грязи. Часть непогруженных продуктов оставалась на станции, в распоряжении русского интендантства, и отправлялась в Чилингир при первом благоприятном случае. На просьбы же снарядить лишнюю подводу французы почти неизменно отвечали отказом. Плохо тогда приходилось чилингирцам. Случалось, что один хлеб в 1000 граммов делился на 12 человек; на столько же делилась и банка консервов.

Пищу готовили самостоятельно, группами по нескольку человек, в котелках, ведрах и консервных банках. Отпущенных французами полевых кухонь не хватало даже для кипячения воды. Готовили на кострах, в специально отведенном для этого месте, около бараков. Топливом служили колючки, хворост и дрова из ближайшего леса, расположенного в 4–5 километрах от лагеря. В лес ходили командами.

Рано утром собирались эти команды в указанное место, обыкновенно у барака Гундоровского полка, где назначался старший над всеми командами, после чего все, сопровождаемые конными французами, шли в лес. За неимением топоров, дрова приходилось рубить шашками. Из лесу обыкновенно возвращались около 4 часов дня, неся на себе вязанки хвороста и колючки.

Хождение за дровами считалось одним из самых тяжелых нарядов, так как большинство казаков имело рваную обувь, а ходить приходилось во всякую погоду, в снег и грязь, по проселочной тропинке, часто идущей через болота и горные потоки, вздувшиеся от дождей; помимо того, рубка и носка дров за несколько километров была тяжелым, почти непосильным бременем для истомленных недоеданием казаков. Много времени уходило на приготовление пищи. Сырые дрова горели слабо, пища варилась медленно. Ранним утром, днем и вечером, до темноты, плохо одетые, пронизываемые холодным ветром, часто под дождем, возились казаки у костров.

Воду брали из колодцев-фонтанов, расположенных в деревне Чилингир, а также из ручья одноименного названия, протекавшего внизу, у деревни. Но так как в этом ручье, который был единственным, мыли белье, то брать воду из него было строжайше воспрещено. Правда, запрещение это не исполнялось казаками, которые зачастую пили воду из ручья, да еще вдобавок сырую. Конечно, это вело к заболеваниям, которые и помимо того принимали массовый характер благодаря антисанитарному состоянию лагеря.

Действительно, санитарные условия жизни в Чилингире были ужасны во всех отношениях, начиная с помещений. Громадные холодные бараки – овчарни, полутемные, с сырым навозным полом, со сквозняками и худой кровлей, даже в отдаленной степени не напоминали жилья. Бараки не отапливались, печей почти не было. В дождь и непогоду казаки почти все время ходили мокрые, так как обсушиться было негде. Спали вповалку на земляном полу, тесно прижавшись друг к