– Идет страшная война моторов, тот, кто захватит господство в воздухе, ее выиграет! Ты тут наследил – четвертый сигнал! Неужели можно поверить, что десятки летчиков, многие из которых Герои Советского Союза, станут поголовно предателями?! Ты смог это провернуть, их всячески избивали твои уроды Влодзимерский, Родос, Шварцман! Ты сам выписывал ордера на их аресты минуя наркома Меркулова! Что, не ждал, сволочь, такого?! Я многое на тебя накопал! Торопился ты моментом воспользоваться, доверием к тебе товарища Сталина и наркома Берии. И война грянула, а наша авиация без командования осталась. Вот и катастрофа! И в ней виноват ты, предатель, шпион и враг народа!

На какую-то секунду Гловацкий отвлекся – к дому бежали военные, все с оружием в руках, впереди водитель с ППД. Все правильно – они ведь слышали его монолог обличения, выстрел и сделали выводы.

– Сука!

Гловацкий успел выстрелить чуть раньше – оба чекиста плавно, но невероятно быстро ушли в стороны, выдернув оружие – «официант» «наган», а тот, что с чайником, – «ТТ». Кобулов тоже выхватывал свой «ТТ» из кобуры – но три секунды были в резерве, вряд ли этот упырь имел представление об огневых контактах, а тем более о рукопашной схватке. «Официант» свалился на пол – с такой дистанции выучка не спасет даже «волкодава», причем тех же «крапов» готовили ничуть не хуже, а Гловацкий получил свой берет если не одним из первых, то в первой полусотне точно. Все же роту натаскивали именно на борьбу с террористами и захват бандитов. Уж последних изрядно обезвредили, и стреляли оные прилично.

– Твою мать…

Хрип вырвался из горла, руку обожгло, «коровин» выпал из обмякшей ладони. Ударило в плечо – но вскользь, так в него уже попадали. Тело само качнуло «маятник» – «ТТ» в правой руке посылал пулю за пулей в противника, что сам пытался увернуться, распластавшись в рывке. Гловацкий прекрасно понимал, что парень не при делах – его просто хотели «слепить» живым, без сильных повреждений. И он попал в метнувшегося чекиста дважды – в грудь и в голову, зная, что наповал. В «ТТ» оставалось всего два патрона – их нужно всадить в Кобулова, в сердце – комиссар уже выхватил пистолет и выстрелил в него. Гловацкий качнулся, но, видимо, силы и реакция уже были не те – бок обожгло, тело откинуло к стене. И тут же сильнейший удар в грудь…

«Все, хана. Колдун прав, к стенке поставили и расстреляли. Жаль, не успел в него всадить». – Гловацкий сползал по стене, оставляя на ней пятна своей крови. Из последних сил вскинул «ТТ» и выстрелил в силуэт Кобулова – глаза затуманились. По звериному реву понял – хорошо попал, точно в цель. Выстрелы загремели чередой, уже не в него – остатками сознания понимал. И последнее, что он увидел и услышал в своей жизни, – очередь из ППД, в упор, на полдиска, опрокинула Кобулова на стену…

Председатель президиума Верховного Совета Российской Федерации А. А. Кузнецов

Псков, 3 августа 1981 года

– Сорок лет прошло… Как давно было…

Кузнецов еще раз обвел взглядом монумент – яростный взгляд, шрам, изуродовавший лицо, решительностью и силой веет от мертвого камня. Он такой и после смерти остался в его памяти – легендарный генерал, войска которого преградили путь фашистам на Ленинград. Вот только звезда Героя лишняя – не вручили ему ее при жизни, посмертное вышло награждение.

Память тут же стала листать страницы – вот бежит к домику, сжимая холодную рукоять «ТТ», а там гремят выстрелы. А в голове одна мысль: вот как высоко шпионы и предатели взобрались, теперь понятно, почему и война оказалась катастрофической, и людей пачками НКВД под репрессии подвело. Изменники там окопались, иуды!

Гловацкий лежал у стены – ярость на лице, и в то же время радость – немыслимое сочетание. Генерал был мертв – китель весь в крови, испятнан пулями. И все – потом как в тумане – очнулся, когда дали в руку телефонную трубку. У летчиков в доме имелся коммутатор – соединили со штабом ВВС в Ленинграде. Приказал немедленно передать генералу Новикову информацию, что должна быть сообщена маршалу Ворошилову и товарищу Жданову. И тут же соединили с ГлавПУром – услышав голос Мехлиса, задыхаясь, сказал: «Убит генерал Гловацкий, Кобулов и его сообщники ранили еще генерала Егорова и убили батальонного комиссара Шмакова из политотдела фронта». На минуту воцарилось молчание, Мехлис словно впал в ступор – а потом, после вычурной ругани, только передал приказ одним словом: «Ждите!»

Снова навалился туман в памяти, не помнил, как оказался в кабинете Сталина – покрытое оспинками лицо, пронзительный взгляд вождя. Отдал ему в руки пакет, как следовало из надписи на нем, повинуясь кивку, сел на стул – напротив Берии – нарком был бледен, постоянно утирал платком пот, капли которого покрывали не только лицо, но выступали на стеклах круглых очков. И Мехлис, сжавший свои кулаки, лежащие на столе, да так сильно, что костяшки пальцев побелели.

В кабинете царила мертвая тишина, только шорох от перелистываемых страниц. И глухо прозвучали непонятные, сказанные на грузинском языке слова – Берия побледнел еще больше, хотя казалось, что такое невозможно, и, чуть пошатнувшись, вышел из кабинета. И короткий вопрос уже к нему: «Генерал говорил с вами в полете?» Ответил, что только попросил передать пакет Сталину, если самолет рухнет – улыбнулся, мол, шутка. А потом тихо произнес: «Позаботься о Софье, если что». И больше ничего не говорил – по виду был плох, прихватило сердце. Вождь ничего не произнес в ответ, только кивнул, и Кузнецов вышел из кабинета.

История с Гловацким завершилась через день – генерала похоронили в Пскове, на берегу Великой, согласно завещанию. Тысячи жителей, бойцов и командиров собрались у братской могилы погибших красноармейцев 41‐го корпуса. Поклялись – Псков не сдадут! Клятву свою сдержали – фашисты так и не прорвали здесь «Линию Сталина». А дальше была война, изнурительная и долгая, но закончилась взятием Берлина, как и говорил Гловацкий, в 1945 году, победном, в памятный всем гражданам СССР день создания РККА и РККВМФ – 23 февраля, когда в поверженном Берлине был подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Как долго все шли к этому знаменательному дню!

Память стала перелистывать страницы – каждый день войны врезался навечно. Так он и остался членом Военного Совета Северо-Западного фронта – командующим генерал-лейтенант Ватутин, начальником штаба генерал-майор Егоров. В конце августа немцы начали наступление веером – штурмом овладели Великими Луками. Главный удар на Порхов нанесла 4‐я танковая группа, которую усилили одним корпусом из 3‐й. Продвигался враг очень медленно – ожесточенные сражения шли за каждый город, что были за месяц превращены в крепости. Холм, Новоржев, Старая Русса – столь яростных сражений он больше не видел. А потому к рекам Шелони и Черехе фашисты подошли обескровленные. Взяли с двух сторон в осаду Остров, а их попытки овладеть Порховом и Шимском были отбиты переброшенными резервами. И фронт здесь застыл почти на год, позиции покрылись траншеями. В октябре немцы попытались захватить Эстонию – потеснили 8‐ю и 11‐ю армии, снова уткнулись в «Линию Сталина» и в укрепрайоны по рекам Навесте и Эмбах. И это было все – больше они не продвинулись здесь ни на шаг. Может быть, их наступление вообще захлебнулось, но в середине августа фронт лишился своей главной ударной силы – 1‐ю конно-механизированную группу генерала Лелюшенко перебросили на Брянский фронт, который возглавил генерал армии Жуков. С ней отправились два стрелковых корпуса и 5 дивизий – все резервы, что так бережно скопил и подготовил генерал Гловацкий. Но этого хватило, чтобы предотвратить катастрофу Юго-Западного фронта.