Став президентом, Джонсон оказался способен воплотить в жизнь многие меры, лишь начатые его предшественником, который не смог довести их до конца. Джонсон встретил гораздо меньшее противодействие в законодательных органах, чем Кеннеди.

Джонсон предложил американскому народу свою программу реформ, получившую название «великое общество». Эта программа широко освещалась в средствах массовой информации, объяснялась и доводилась до сознания каждого простого американца. Именно эта мощная поддержка прессы позволила Джонсону выиграть президентские выборы 1964 года.

Норман Кларк в те годы был на большом подъеме. В самом начале шестидесятых он на время потерял контроль над своей «Кларк компани», которая была предельно близка к разорению и едва не была продана. В годы же президентства Джонсона Кларк не только вернул себе власть над любимым детищем, но и заложил прочную основу своей коммуникационной империи, охватившей весь мир.

Спортивная форма Нормана Кларка была тогда на небывалой высоте. Иногда ему удавалось выигрывать теннисные матчи даже у бывших профессионалов.

5 августа 1994 года

К новому корпусу института Склифософского я приехал конечно же в неприемное время. Но что поделать — другой возможности у меня не было, поэтому пришлось предъявлять свое служебное удостоверение, чего я без крайней необходимости предпочитаю не делать. В данной же ситуации без него было и вовсе не обойтись. Я предъявил свое удостоверение не классической бабушке — божьему одуванчику, как всегда в былые времена, а дюжим парням в пятнистой защитной форме. Они со знанием дела его рассмотрели и уважительно разрешили пройти.

Я администрацию больницы вполне понимаю. Мало им было идиотов-одиночек, обожравшихся таблеток или наркотиков и устраивавших нападения в поисках новых. Так теперь еще всякого рода бандиты появились, которые норовят набить морду врачам то за то, что кого-то пристреленного с того света вернуть не успели, то, наоборот, за то, что кого-то неугодного к жизни все-таки вернули.

К тому же в самое последнее время было несколько случаев, когда раненых добивали прямо в больничной палате. Не отходя, что называется, от койки.

К счастью, у палаты, где, по моим сведениям, лежал Грязнов, прохаживался самый настоящий милиционер с самым настоящим автоматом. Ему я уже без зазрения совести показал свою корочку. Но прошел сначала не в палату, а поинтересовался у сержанта, где найти дежурного врача.

— Подниметесь на следующий этаж, вон там лестница в конце коридора, видите, сразу за шкафом?

Я кивнул. В кабинете дежурного врача я увидел молодую симпатичную девушку.

— Простите, а где я могу найти дежурного врача? — спросил я ее исключительно вежливо.

— Собственно, вы его видите перед собой. А что вас интересует, молодой человек? И как вы сюда попали? И почему вы без халата?

Симпатичная девушка оказалась мало того что врачом, да еще и строгим вдобавок. От неожиданности я несколько растерялся и, наверное, даже покраснел.

— Я, понимаете ли, вообще-то из прокуратуры. Генеральной. Следователь. По особо важным делам. — И чего это я вдруг заговорил телеграфным стилем? — Турецкий, Александр Борисович.

— Колесникова, Светлана Викторовна. Врач хирургического отделения, — представилась она. — Вы, наверное, по поводу того невоспитанного майора с пулевым ранением в плечо?

— Почему невоспитанного? — Я сделал вид, что крайне удивлен. Но на самом деле я очень обрадовался: раз Грязнов матерится, а его за это ругают, значит, похоронный марш заказывать рановато.

Потому как лексику ненормированную употребляет. И злоупотребляет. А у нас, между прочим, медсестры новенькие, прямо из училища...

— Хорошо, хорошо, от имени прокуратуры вынесу ему порицание. Скажите, а как его состояние?

— Нормальное. В шашки сам с собой играет. А вообще, очень большая потеря крови. Ранение не очень опасное. Пуля прошла навылет через мягкие ткани плеча. Кость не задета. В рубашке ваш майор родился. Плечо-то левое. Чуть ниже — и сердце... Но все равно это не повод сестричек пугать.

— Я могу его навестить?

— Ведь если я не разрешу, вы все равно навестите? — риторически спросила она. — Так что навещайте.

— Спасибо, — искренне сказал я.

И вот тут она наконец улыбнулась. И я сразу увидел, что она необычайно хороша собой. Прямой тонкий нос, огромные серые глаза, ослепительная улыбка... Из-под белой шапочки выбивались светло-русые, даже на взгляд, мягкие волосы. А линия шеи, высокая грудь, узкие запястья с длинными красивыми пальцами...

— Простите, а можно вам как-нибудь позвонить, Светлана Викторовна? Не по службе?

Она окинула меня с ног до головы оценивающим взглядом. Я порадовался, что надел новую рубашку.

— Телефон отделения вы можете узнать в регистратуре. Что же касается меня лично, то я дежурю каждые третьи сутки. Так что — Бог в помощь, звоните. Вечерами иногда здесь и вправду тоскливо.

— Ну что, матерщинник, жив?

Слава лежал на высокой кровати под капельницей, но создавалось такое впечатление, что не она к нему подсоединена, а он к ней. То есть если бы не капельница, то никакая сила, наверное, не смогла бы удержать его в больничной койке.

Потому как лицо его хотя и было бледным, но при том все же вполне жизнерадостным. Он, похоже, выигрывал эту трудную шашечную партию. Сам у себя. Маленькая доска с магнитными шашками лежала на его груди, и правой свободной рукой Грязнов уже делал решающий ход.

— Песец котенку! — объявил он, протягивая мне руку. И поморщился. Видимо, даже не очень резкие движения отдавали в раненом плече. — Вот видишь, Саня, к чему приводят водные процедуры в дурной компании...

Я достал из сумки пакет апельсинового сока и связку бананов и водрузил все это на высокую тумбочку у изголовья кровати.

— Саня, вы что, все решили, что я превратился в обезьяну? Открой тумбочку.

Я открыл и обомлел. Бананами, которыми она была забита, можно было и вправду накормить досыта целую стаю обезьян. Причем крупных.

— Ну ты, брат, зажрался.

— Мне бы эту тумбочку лет тридцать назад, я бы ее, глядишь, за полдня смел. А нынче посмотри в окно — куда ни плюнь, банан.

Я машинально посмотрел в окно. Банановых деревьев я не обнаружил. Это был третий этаж, и окно выходило во двор больницы, где стояли старые корпуса, а дальше, то есть ближе к Садовому кольцу, можно было рассмотреть главное здание Склифа. Кажется, когда-то это был странноприимный дом графа Шереметева.

— Ну рассказывай, как все было, как ты дошел до жизни такой. — Я кивнул в сторону капельницы.