— Какое несчастье, батюшка! Я и впрямь не задумывалась над этим. Какое горе вам приходилось изо дня в день переживать!

— В прошлом, Аннушка, хоть это горе в прошлом. Зато какой же умницей ты росла.

— Государь, не казните меня за мою настойчивость, но заслуги нашей родительницы...

— Мы кончили этот разговор, Аннушка. И навсегда. Ты, кажется, что-то хотела у меня спросить.

— Только одно. Почему барон Галлард с его знаниями и преданностью вам не бывает во дворце, не занимает придворных должностей?

— А вот в этом надо винить происки Алексашки Меншикова. Этот плут всю жизнь завидовал всему — богатству, образованию, царской милости. Только и с ним настала пора разобраться.

* * *

Цесаревна Анна Петровна, герцог Голштинский

— Принцесса, я хотел бы с вами поговорить, и немедленно.

— Что же вам мешает, герцог? Я вся внимание.

— Нет, нет, дворец не место для подобных разговоров.

— Что же вы предлагаете в эту отвратительную осеннюю погоду? Посмотрите, какой ледяной ветер метёт вдоль Невы, и окна не способны оберечь нас от холода. Право, около камина будет уютнее.

— Поверьте, принцесса, моё пожелание не относится к числу капризов. Я предлагаю вам прогулку верхами.

— Но об этом страшно и подумать!

— Вы можете одеться теплее, а я, как солдат, пренебрегаю холодом.

— Пусть будет по-вашему.

Конюхов на конюшне никаким приказом не удивишь. Да и во дворце такая сумятица, что любой приказ — не чудо. От казни Монсовой никто не оправился. Царица запёрлась в опочивальне. Государь во дворец и не заезжает. И то сказать, стыдоба на весь белый свет. А что цесаревна Анна Петровна решила с герцогом Голштинским куда-то ехать, так ни для кого не тайна — со дня на день женихом и невестой объявлять их будут. Самое время промеж собой потолковать.

— Ваше желание выполнено, герцог. Я вас слушаю. Вы так возбуждены, что, кажется, не находите слов.

— Да, не нахожу! И кто бы на моём месте их нашёл? Вы знаете, что его императорское величество наконец-то решился на объявление нашей помолвки?

— Мне государь не говорил ничего, а слухи, да ещё во дворце...

— Пусть пока только слухи. Но нет дыма без огня. И главное об идее помолвки мне сообщил сам Алексей Васильевич Макаров. Кому же, как не кабинет-секретарю, знать о планах его величества.

— Положим. Так что же вас волнует? Вас перестало устраивать это обручение?

— Вы настолько безразличны ко мне, принцесса?

— Я могла бы ответить, что до самых последних дней ваш выбор склонялся в сторону моей младшей сестры.

— Это неправда!

— Это правда, герцог, и я не вижу в этом никакой вашей вины.

— Я повторяю, это неправда, принцесса. Моё отношение к принцессе Елизавете было всего лишь поведением хорошо воспитанного человека — не более того. К тому же принцесса Елизавета любительница танцев, а вы часто отдаёте предпочтение умным разговорам, до которых я в женском обществе не большой охотник.

— Вот видите! Но ваше упорство отводит вас от главной темы разговора, а ветер, даже вдали от реки, пронзителен.

— Извините, принцесса. Но мне очень важно уверить вас в своих чувствах, тем более накануне помолвки.

— В этом нет нужды, герцог. Мы с вами оба знаем, что браки лиц царской крови основываются не на чувствах.

— Но наш...

— Если он состоится.

— В этом уже можно не сомневаться, будет полным исключением, если вы, принцесса, испытываете ко мне хоть каплю сердечности.

— Герцог, вы выбрали на редкость неудобную и холодную обстановку для пылких заверений.

— Бог мой, принцесса, в свои шестнадцать лет вы уже истинный дипломат.

— Скорее, просто дочь своего отца — Петра Великого.

— Так вот именно Пётр Великий, которого вы так боготворите, намерен лишить нас с вами всяких надежд на российский престол.

— А вы рассчитывали на него, герцог?

— Что значит, рассчитывал ли я? Это вы имеете все права на него.

— Я хочу вам напомнить, ваше высочество. Ваши планы, когда вы приехали в Петербург — и об этом мне говорил мой родитель, — не простирались так далеко.

— Да, да, не сомневаюсь, вашего родителя привлекала моя родственная связь со шведским престолом — как-никак родной племянник столь ненавистного русскому царю Карла XII, сын его родной сестры. Родной внук короля Карла XI! Мне есть чем гордиться!

— Я не думаю, чтобы нам стоило начинать перечислять наших предков.

— Вы имеете в виду вашу родительницу, принцесса? Но я бы никогда не позволил себе никаких намёков!

— На что именно, ваше высочество? Я не могу сказать, что хорошо разбираюсь в генеалогии царствующих домов Европы, но ещё совсем недавно, немногим больше ста лет назад, царь Борис собирался выдать свою дочь царевну Ксению за принца Густава, сына Эрика XIV и Катарины Монсдоттер, насколько я помню, дочери простого солдата, ставшей шведской королевой. Я ошибаюсь?

— Конечно, нет! Как вы с вашими знаниями и вашей скрупулёзностью, принцесса, можете ошибаться. Но вы меня обвиняете в бестактности, которой я не совершал.

— Тем лучше, герцог.

— Да, да, тем лучше. Но сейчас государь решил лишить вашу родительницу прав на российский престол.

— Вы так в этом уверены?

— Ни минуты не сомневаюсь. Казнь этого прощелыги Вилима Монса тому порукой.

— Вы ещё недавно очень благосклонно о нём отзывались, герцог.

— Я не знал его истинного лица, тем более его сомнительных похождений. Но как бы там ни было, эта ситуация открывает перед вами, как старшей дочерью царя, новые возможности, и их не следует упускать.

— Всё находится в воле государя.

— Неправда, принцесса! Все знают, как его величество считается с вашим мнением, как вас ценит, и вообще ходят разговоры...

— Мне не хотелось бы повторять, герцог, что я не люблю разговоров. Если у моего родителя появится необходимость что-то мне сообщить, он сделает это сам.

— Вы готовы покорно ждать этой минуты, при том, что она может оказаться для вас совершенно неблагоприятной.

— Я всего лишь дочь, уважающая своего отца.

— Я иногда думаю, принцесса, сколько в вас действительной кротости и сколько нежелания делиться своими знаниями. Между тем эти знания могли бы оказаться чрезвычайно полезными нам обоим.