– Кхм… мне кажется, стоматолог надежный, – сказала я, не торопясь спрашивать, как устроена стоматология в провинции, особенно послушав про методы прерывания нежелательной беременности.

– В наших краях молочные зубы не лечат, – уведомила меня аи. – Они просто сгнивают. Болит, болит, пока не выпадет, а потом новый вырастает.

Экономно, сказала я.

Обезболивание и веселящий газ в китайской детской стоматологии не очень распространены, и мы с Робом тревожились, как пройдет первый визит нашего сына к этому врачу, – и, когда наступил назначенный день, мы оба отпросились на пару часов с работы.

– Обожаю цзаоцзе, – прошептал наш мальчик, завидев родителей на пороге классной комнаты; он употребил садовское слово, означающее «забрать пораньше». – Жалко, что вы не можете чаще цзаоцзе. – Я заметила, что у него за щекой перекатывается какой-то комок.

– Что это?

– Учительница Лю положила мне яйцо в рот, – сказал он. Я заглянула внутрь. Перепелиное яйцо размером с шарик для игры в марбл.

– Она так часто делает? – спросила я.

– Иногда.

– Всегда яйцо?

– Нет, иногда пельмень.

Учительница Лю, статная женщина за пятьдесят, вечно облаченная в белый фартук, была классной нянечкой и приглядывала за тем, как дети едят и спят. В прошлом году я бы, вероятно, сочла странным, что учитель выстраивает детей в шеренгу и запихивает им еду в рот.

У Рэйни нашлась встречная мера.

– Я это выплюну сейчас, – сказал он, когда мы убрались из поля зрения учительницы Лю, и яйцо заелозило у него за щекой. Я заметила, что мой сын прекрасно умеет разговаривать с яйцом за щекой.

– А в школе дают его выплевывать?

– Нет, но теперь я с вами.

Верно. Мы прошагали по Большой зеленке к воротам, и Рэйни домчал до приветливого мусорного бака, выкрашенного под улыбчивый грибок. Аккуратно разместил голову над баком, заглянул внутрь и сплюнул. Яйцо вылетело и приземлилось на что-то мягкое. Рэйни поразглядывал бледный шарик, вытащил голову из бака и улыбнулся нам с Робом – мы как раз догнали его.

– Готово! Пошли!

Стоматологическая процедура оказалась быстрой, и пятилетний ребенок проявил чудеса решимости.

– Если нерв оголится, нам придется влезть и вычистить канал, – сказала доктор Ни На, облаченная в халат, украшенный резвящимися зоопарковыми зверями.

Рэйни лежал под мощным покрывалом от шеи до щиколоток, кроссовки «Звездные войны» с огонечками торчали наружу. В лотке рядом с креслом размещались всевозможные металлические инструменты – маленькие, детского размера, словно обычный набор стоматологических приспособлений подвергли воздействию невероятной уменьшающей машины.

Доктор Ни На двигалась быстро и ловко.

– На вкус будет как клубничка! Совсем-совсем не двигайся, ладно, Рэйни? – Стоматолог смазала десны Рэйни анестезирующей пастой и ввела иголку прямо в мягкую розовую десну. Уверенно нажала на поршень шприца. В общей сложности Рэйни нужно три укола новокаина.

– Если станет неприятно, подними левую руку, – сказала доктор Ни На. Рэйни поднял правую, задергал ступнями.

– Это правая. Подними левую, – сказала доктор Ни На.

Рэйни сменил руку, лихорадочно зашевелив всеми пальцами. Пальцы у него бесновались, но тело не шевельнулось ни на втором, ни на третьем уколе.

– Это иголка? – спросил Рэйни с инструментами во рту.

– Она вводит лекарство, – ответила доктор Ни На.

– Ненавижу, – сказал Рэйни, пока рот ему набивали ватой.

– Знаю, но нам вроде как надо, – сказала врач. Эта фраза поразила меня – это же девиз всего китайского образования.

Далее начался парад блестящих острых предметов: доктор Ни На совала все подряд в рот моему ребенку: похожую на бабочку штуку, чтобы рот не закрывался, длинные тонкие металлические палочки, которыми чистят каналы, серебристый крючочек, которым туда-сюда двигают вату. Один инструмент оказался длинным и тонким, как иголка, – эдакий прибор, чтобы издалека выкалывать глаза шмелям.

Рэйни сжимал и разжимал кулачки, но тело не двигалось. Ноги подрагивали и дергались, но тело не шевелилось.

Через сорок минут доктор Ни На вынула окровавленную вату, и все завершилось.

– До свиданья! – чирикнул Рэйни, спрыгивая с кресла.

На пути домой мы с Робом, несколько ошарашенные, бурлили гипотезами.

– Это из-за китайского детсада? – размышлял Роб вслух.

– Он внимательно слушал авторитетное лицо и способен терпеть боль, – отозвалась я. – Он знает, что не все всегда будет легко.

– Давайте еще туда сходим! – вклинился Рэйни. Новокаин все еще действовал.

Наутро я преисполнилась решимости и отвела в сторону учительницу Лю.

– Прошу вас не засовывать никакую еду ему в рот во время питания, – сказала я. – Рэйни должен есть только в обед. Частая еда вредит его зубам.

– Хорошо, – сказала она, заморгав от моей прямоты. – А как же печенье? И печенье утром тоже нельзя?

– Особенно никаких печений по утрам, – ответила я.

Китайцы сообразили, как сделать так, чтобы дети сдвигали горы, подчинялись старшим, запоминали таблицу умножения и неделями упражнялись в дриблинге, чтобы потом посоревноваться с однокашниками.

Но в части гигиены рта и рафинированного сахара пусть будет по-моему.

Мы всегда неукоснительно посещали дни рождения у одногруппников Рэйни. Родители-китайцы вкладывали бездну сил в организацию подобных праздничных сборищ, и я восторгалась тем, как эти торжества открывают окошко к новым родительским подходам и культурным поветриям в Китае. (Любая такая вечеринка превращалась в маленькое социологическое исследование, поданное с зеленым чаем и тортиком.) Я замечала, как китайские горожане все больше перенимают американские и европейские обычаи: поздние завтраки с шампанским и морепродуктами, шаржисты и клоуны, надувные замки, вдохновленные европейскими цитаделями. Разумеется, всюду оставалась китайскость: приветственный строй детей под командованием родителя-хозяина, профессиональный фотограф, караоке-соло в исполнении именинницы.

По моему мнению, эти праздники символизировали быстро сжимающийся, сливающийся воедино мир. Еще десять лет назад шанхайская девочка, возможно, никогда не принимала бы на своей территории американца, а ныне я ращу своих детей в Китае, а мой сын стоит в ее приветственной шеренге. В то же время китайцы выезжают за рубеж – в Америку, Европу, Австралию и другие страны – великими множествами, питая тем самым мировой обмен идеями куда деятельнее, чем когда бы то ни было в прошлом.