Во сне я слышала Софью. Я скучала по ее голосу, по интонациям, в которых всегда сквозило что-то недоступное мне, что-то, о чем зрячий может долго рассказывать слепому, но тот все равно никогда не поймет сути до конца. «Она никогда не перестает», – говорила в моем сне Софья, и в голосе ее просыпалась неожиданная сила. «Ты смотришь как сквозь тусклое стекло», – добавляла она голосом Аллегры и смеялась без издевки или злобы простым радостным смехом, как хохочет ребенок, когда его щекочет мать. Я плыла сквозь облака, и они окутывали меня своим особенным ароматом – свежести, простора и высоты, нынешнего солнца и будущего дождя. «Она не мыслит зла», – серьезно повторяла Софья. «Она не ищет своего», – и в голосе играли мягкие нотки. Потом она поясняла: «Я говорю языками человеческими и ангельскими», – но мне все равно ни черта не было понятно.

Под утро мне снилась вишня. Во сне я думала о том, что не зря цвет ягод называют «вишневым», потому что ничто другое в этом мире не обладает такими же оттенками, и ни с чем другим эту ягоду сравнить нельзя. Мне снились огромные, с футбольный мяч размером, вишенки, бока их наливались тем самым неповторимым цветом, а потом они становились прозрачными, похожими на воздушные шарики, и сквозь них я видела еще ягоды, и еще, и еще.

Я проснулась с вишневым вкусом на губах. Голова трещала, затылок налился тяжестью, с каждым движением по телу пробегала волна противной ломки. Кажется, в последний раз я себя так чувствовала еще в студенческие годы, после бурной вечеринки. И тогда же, наверное, я последний раз просыпалась в едва знакомой квартире. «Хороший повод молодость вспомнить», – шепнула Аллегра. Тоже мне, нашла старуху!

Я с трудом разлепила глаза. За окном царила такая же серость, как в моем организме, по карнизу стучал дождь, на потолке расплывалось темное пятно. В старых домах всегда течет крыша. Я побрела на кухню, придерживаясь за стену на случай приступов головокружения, и кое-как умылась холодной водой. На столе стояла бутылка нарзана, к которой я припала с такой жадностью, словно сутки шла по пустыне. Мощный рык за спиной заставил меня подпрыгнуть на месте и облиться водой, зашипевшей на меня пузырьками. «Ну вот и умылась», – порадовалась Аллегра. В ванне, подложив под голову пухлый кулак и накрывшись с головой пледом, храпел Аркадий. Бедняга, наверное, не стал возиться с раскладушкой, чтобы меня не будить. «Душевно спит! С удовольствием, – прокомментировала Аллегра. – Будто кот мурлыкает». Храп Аркадия и вправду отдаленно напоминал кошачье урчание, но не хотела бы я держать дома кота, способного издавать столь громкие звуки.

Я выдула целую бутылку воды, но во рту по-прежнему был такой вкус, словно я съела тарелку вишни. Часы показывали половину девятого. Интересно, как там Софья? Из вчерашних слов Ра я догадывалась, что она тоже пока еще не попалась к маммонитам на удочку. Не зря, выходит, за нас дают по четыре мнеморика – есть чем гордиться.

«Мы такие, мы дорогого стоим!» – весело подтвердила Аллегра.

Накануне я определенно нащупала что-то важное. Почти что нашла ключ, обнаружила волшебное заклинание, которое превращает симпатичных девушек вроде Александры в унылых и даже, я бы сказала, злобных существ в серых халатах. Вишня, которая не дает мне покоя, – это явная подсказка с Того Света. Интересно, можно ли как-нибудь попасть в альбом Александры?

По-настоящему хотелось ей помочь, но, если говорить честно, мои мотивы не были до конца бескорыстными. В первый момент, когда Ша начала цитировать строчки из открытки с котом, я решила, что эта карточка – ее работа. Но когда она упомянула «веселушку-попрыгушку», я догадалась, в чем тут дело. Не зря, пока мы болтали с Ра, она сидела с таким отстраненным видом. Александре поток подарил способность читать чужие воспоминания, и она ее до сих пор не утратила, а моя мама, хоть и не могла больше сделать ни одной открытки, все еще умела творить чудеса со своей каруселью.

Александра не врала: она и в самом деле могла вернуть мне то, что я потеряла. Но до тех пор, пока она остается в шкуре зловредной Ша, это было слишком рискованно. Вот ведь замкнутый круг: чтобы помочь Александре, мне нужен источник силы, а чтобы добраться до него, мне нужно мое воспоминание и помощь Александры.

– Красиво, – хихикнула Аллегра.

– Что красивого, радость моя?

– Круг красивый. Круглое – всегда красивое! И красное – красивое! Красна девица красне девице рознь.

– Радость, ты свихнулась? Что ты хочешь мне этим сказать?

Она только хихикнула в ответ. Вот маленькая радостная бестия! Красивый красный круг – что-то знакомое. Где-то ведь я его недавно видела? Я достала из сумки свой альбом – точно, на последнюю страницу сама же и прилепила кружок красного орнамента, довольно симпатичный.

– Хочешь, чтобы я сделала еще одну страницу для альбома? – с подозрением спросила я у Аллегры. – Прямо сейчас?

В ответ она лишь довольно хихикнула. Одна только мысль о том, чтобы снова отправиться на Тот Свет, вызывала у меня такие же чувства, какие я могла бы испытывать к винегрету, если бы закусила им вчера пару бутылок водки.

– Тут же Аркадий, – вяло возразила я. – Что, если он увидит, как я с отсутствующим видом пялюсь в альбом?

– Радостно дрыхнущий быстро проснуться не может!

Размеренный и неторопливый храп с кухни подтверждал это заключение Аллегры. В конце концов, в прошлый раз Неужели дал мне ценную подсказку. Я нехотя разложила прямо на простыне остатки своей «аптечки» и покупки Аркадия. Однако образ для новой страницы родился у меня в голове на удивление легко и быстро.

Я сходила в коридор и оторвала в углу еще один кусок полосатых обоев – уж очень они мне нравились в качестве скрап-материала.

– Нет ничего радостнее, чем обдирать обои, – хихикнула Аллегра. – Особенно чужие!

– Угу, есть в этом что-то приятное, – согласилась я.

– А уж как Аркадий обрадуется, когда ты новые ему купишь.

– Аллегра, дио мио, ты что, совестью заделалась? Этого мне еще не хватало!

На рояле лежала коробка с конфетами «Птичье молоко настоящее».

– Это тебе Аркадий хотел подсластить утро, – подсказала Аллегра. – После вчерашнего.

А я вспомнила другие ее слова: «Натурпродукт». В дело пошла крышка от коробки. Третьей частью страницы стала обложка от инструкции к старому советскому пылесосу, которую я еще в прошлый раз заметила в стопке бумаг на одной из полок. Мне нужна инструкция: что делать дальше? Очень хотелось распотрошить конверт от какой-нибудь пластинки, но за такие дела даже Софья бы мне спасибо не сказала, кто знает, вдруг для музыкантов это – вообще святое.

Художественно ободрать края моих листков, сделать несколько стежков белой ниткой, добавить немного белой замазки, щелчок степлером – и основная часть страницы готова.

На чистом листе бумаги я нарисовала банку с толстой крышкой на защелках, вроде тех, в которых хранят крупу или макароны. Получилось так себе. Как мне не хватало сейчас коллекции моих штампов и фигурных дыроколов! Аркадий принес мои любимые акварельные карандаши, и на дне банки с помощью карандаша, капли воды и кисточки я изобразила остатки варенья, потом вырезала из темно-красной бархатной бумаги вишенку и поместила туда же. Рисунок с банкой я вырезала и приклеила на основу.