Сегодня вечером Мафуз и Садия приходят на ужин. Весьма неожиданно. Накануне на улицах несколько раз случались стычки со стрельбой. Мать заметила, что с нескольких соседних домов убрали флаг Бангладеш, который красовался еще недавно; вид у зданий сделался голый, печальный и одинокий, будто здесь недавно был праздник, но теперь все украшения убрали. Сегодня утром она поднялась на крышу и сняла оттуда собственный флаг. Еще придет его время.

Когда Мафуз и Садия пришли, оказалось, что в доме избегают разговоров на кое-какие важные темы. Они беседовали о несчастной сестре профессора Анисула, о беременности сестры Мафуза; о чудесной рыбе, которую готовила на ужин мать. Профессор Анисул пустился в пространное разъяснение трудностей возведения мостов через Падму [53]. Мафуз прилежно участвовал в обсуждении, время от времени подавая обдуманные реплики. Если передавать эстафетную палочку беседы друг другу, можно не ссориться с Садией и ее мужем. Дети наблюдали за происходящим, скучая: говорили тихо, все знали всех; и если Бина и хвасталась благовоспитанностью, помогая расставлять тарелки и улыбаясь направо и налево, то Долли просто из вредности хмурилась, болтала ногами и пряталась под стол, пока не получила нагоняй.

Вечер подошел к концу. Отец проводил старшую дочь с мужем и помог им нанять рикшу, точно они стали самыми важными гостями в этих стенах.

– Ваш зять – разумный молодой человек, – сказал матери профессор Анисул. – Не припомню, чтобы встречал его раньше. Мы говорили о новых способах увеличения пропускной способности дорог. Где мы окажемся, если не сможем переправлять грузы из одной части страны в другую, – хоть будучи половиной государства, хоть целым?

– Они не знают о том, что скоро начнется, – отозвался из глубины гостиной Рафик. – Иначе бы не пришли.

– Может, ничего еще и не начнется, – возразил Шариф.

– Уже много недель из Западного Пакистана летят самолеты, полные солдат и муфтиев. А восточнопакистанские полки` отправлены на маневры в глубь страны. Зачем? Затем, что они опасаются, что тамошние не станут повиноваться приказам стрелять в бенгальцев. На их места заступают пакистанские офицеры. Все вот-вот начнется.

– Мать убрала флаг, – сказал Шариф.

– Правда? Мам, ты это сделала? Ну, он должен быть вывешен, но…

– Вообще-то есть Бина и Долли, – заявила Назия. – «Умереть за флаг» звучит красиво, но я не думаю, что стоит решать за Долли, согласна ли она это сделать.

– Я уверен, Долли согласится отдать жизнь за родину, – сказал Рафик. – Нет, я понимаю, правда-правда. Ни Садия, ни Мафуз не знают, когда начнется, – как, собственно, и мы.

– Друг Бенгальцев… – Широким наигранным жестом Назия потянулась за маленькой Аишей и усадила ее на колени. Та уже начинала дремать и в знак протеста сонно засучила кулачками у лица. Мать несколько раз поцеловала ее в макушку.

– Завтра я пойду по делам, – сказал Рафик. – Но не советую вам выходить на улицу. Да, и не пускайте Шарифа в университет. Там, по всей вероятности, никого не будет.

– Мои студенты! – воскликнул профессор Анисул, услышав эти слова. – Образование – самое главное в жизни.

Отец указал на него пальцем. Он всегда делал так, когда хотел сказать что-нибудь важное.

6

Еще при дедушке все любили переместиться в гостиную после ужина и продолжать разговор. На полчаса прибегали дети; а потом приходила пора укладываться в постель. Если были гости, Шариф и Назия оставались подольше. Когда Садия была моложе, ее частенько просили почитать вслух – а теперь иногда это делала Бина, реже Долли. Садия читала журнал «Сандеш» – ее любимым автором была Лила Маджумдар, – и по традиции чтения продолжались, пока девочки не отправлялись спать. Теперь-то журнал запретили власти, но семье Шарифа его присылала из Калькутты подруга матери. Год или два «Сандеш» публиковал детективные рассказы о гениальном сыщике по имени Фелуда: они нравились даже отцу. Их писал племянник Лилы Маджумдар – во всяком случае, так утверждала подруга матери, – и порой даже отец и профессор Анисул качали головой и грустно улыбались, узнав о хитроумной разгадке. Только Фелуда мог подметить ту или иную деталь, о чем он позже рассказывал собственному племяннику, Топше. И тебе оставалось только дивиться, почему никто, даже Топше, умудрился не обратить внимания на улику, которая все время красовалась на виду, точно револьвер на полированном письменном столе в библиотеке.

Хотя в тот вечер читался очередной рассказ, внимательно слушали Бину лишь Долли да одна из бабушек. Остальные продолжали важный разговор. Бина тоже хотела его послушать. Какая жалость, решила Бина, все равно придется читать им заново, но что поделаешь. Рафик привел на ужин всего одного соратника. Манерой говорить – то есть обрушивать поток возражений на того, кто начинает с ним беседовать, – Дев напомнил Бине ее вредного одноклассника в младшей школе. Говорил он, время от времени вскакивая с места, ероша волосы до тех пор, пока они не вставали торчком. Всплеснув руками, плюхался обратно в кресло. Кажется, ему не помешала бы школьная доска, чтобы делать записи.

– Яхья [54] ушел, – сказал Дев. – Остается только ждать. Друг Бенгальцев провозгласил независимость Бангладеш.

– Друг Бенгальцев ничего не провозглашал! – нетерпеливо возразил Шариф. – Все ждали, что он объявит об этом три недели назад на ипподроме. Но он этого не сделал. Ни тогда, ни сейчас.

– Друг Бенгальцев провозгласил независимость в этот вечер! – Дев поднял ладонь в знак протеста. Рафик смотрел на него сияющими глазами. – А теперь пакистанец ушел, а на его место прибывают тысячи других.

– А где Друг Бенгальцев теперь? – спросил отец.

– Не знаю, – ответил Дев. – Но ясно одно…

В углу, где сидели бабушки, послышалась возня. Назия присматривала за ними: так дедушкины вдовы давали понять, что их что-то беспокоит или им что-то нужно. Принести одной чашку чаю, подать трость или помочь дойти до уборной другой. Им надо было так мало, но они всегда сильно нервничали. Одна потирала ладони с встревоженным лицом, другая не менее тревожно прислушивалась к ее тихому голоску. Бина, очевидно не обращая внимания, что ее не слушают, продолжала читать. Назия подошла к старушкам.

– Бабушка, что тебе принести?

– Там, на дороге, люди, – ответила та, которая забеспокоилась на этот раз. – Какие-то незнакомые люди.

Окна гостиной выходили в сад, а дальше находился сад дома на параллельной улице. Ни звука из окон не доносилось, но на прямой вопрос бабушка тут же ушла в себя, лишь слегка улыбаясь.

– Она уверена? – спросила Назия другую бабушку.

– Муж сказал мне, – пояснила первая. – Он их видел. Людей на дороге.

Назия оставила их и вернулась в кресло. Дев как раз излагал собственную версию речи шейха Муджиба на ипподроме и вопроса, заданного знаменитой сейчас Четверкой студентов: именно они водрузили флаг Бангладеш над Университетом Дакки. Едва он закончил говорить, Назия беспечным тоном осведомилась: