Еще одно характерное обстоятельство: в конце 1760 года Франция предлагает собрать международный конгресс и обсудить на нём условия капитуляции Пруссии… Российская империя против! Пруссия еще недостаточно обескровлена, имеет смысл продолжить войну…

К концу 1761 года затянувшаяся война заканчивалась так, как и должна была закончиться: у обескровленной Пруссии уже не было сил её продолжать. Да еще Британия отказала в дальнейших субсидиях, поток английских денежек в Пруссию прекратился. Русские войска взяли Кольберг и утвердились в Померании. Пруссия потеряла большую часть Силезии, её отрезали от Польши, где она закупала продовольствие, и в стране начались нехватки самого необходимого. Всё, конец. Спорить можно было только об одном: каковы будут условия капитуляции и останется ли вообще на карте такое государство — Пруссия?

И тут опять рванула та же самая мина… 25 декабря 1761 года умерла Елизавета Петровна. Давно сослан канцлер Бестужев и прочие заговорщики рангом поменьше, ничто и никто не мешает Петру Федоровичу взять власть. Первое, что делает новый император, — он прекращает военные действия, возвращает все захваченные прусские территории (включая Восточную Пруссию) и придает армии Фридриха корпус генерала З.Г. Чернышева. Мало того, что купленная русской кровью победа не дала никаких результатов, так еще генерал, бравший Берлин, теперь помогал пруссакам «очищать» Силезию и Саксонию от вчерашних союзников, австрийцев.

24 апреля 1762 года Пётр III даже заключил с Фридрихом союзный договор, окончательно спасая уже погубленную Пруссию.

Пройдет чуть больше месяца, Екатерина II свергнет Петра III и сама сядет на престол. Одним из первых её поступков будет разрыв союзного договора с Фридрихом. Но дело даже не в этом жалком договоре — ему исходно была суждена убогая судьба. Дело в том, что фактически погубил Пруссию не кто иной, как Фридрих II Великий, её король и создатель её огромной и нелепой армии.

Потому что эта армия и была создана специально для того, чтобы округлять прусские владения, и, притворяясь союзником Российской империи, Фридрих внимательно наблюдал, аккуратно ждал, когда же настанет момент оттяпать у нее герцогство Курляндское да заодно прибрать к рукам еще одного союзника Российской империи: Саксонию.

Он и погубил Пруссию, довел её до самого края пропасти, а спас Пруссию от полного разгрома российский император Пётр III. Добровольный диверсант, шпион на добровольных началах, он в наименьшей степени был бомбой, заложенной лично Фридрихом. Не Фридрих воспитывал его в шизофреническом обожании к своей персоне; не Фридрих сделал голштинского секунд–лейтенанта императором Российской империи. И уж тем более не Фридрих создал династическую и политическую ситуацию, в которой подобное было возможно. Фридрих только воспользовался случаем, и не более того.

Если Пётр III и стал миной под Российскую державу, миной, которая громче всего рванула при разгроме Пруссии, то ведь стала жить сама по себе, самостоятельно тикать только потому, что задолго до того была заложена другая мина — еще Петром I. Это некоторым образом мина в мине…

Наверное, сверхкороткое, полугодовое правление Петра III совершенно изгладилось бы из памяти потомков, кроме профессиональных историков, — тем более что об этом очень радели клевреты захватившей власть Екатерины. Забвение поощрялось.

Но за краткое правление Петра III, как назло, проведены важнейшие реформы! Такие важные, что потом десятилетия правления Екатерины будут стоять на этом фундаменте…

В феврале 1762 года император подписал сразу три документа: указы о ликвидации Тайной канцелярии, о секуляризации церковных земель и Манифест о вольности дворянской.

Допустим, указ о секуляризации церковных земель, то есть о лишении монастырей их земельных владений, встретили очень спокойно. То есть указ, конечно же, очень «петровский» по смыслу — отнять земли и крепостных у духовенства, сделать их казенным имуществом. Петр уже начал присваивать имущество церкви, но делал это непоследовательно, частично, а развернуться на полную катушку не успел. Анна Ивановна при враге русского народа и самодержавия Бироне не подняла руку на церковное имущество, а вот при глубоко национальной Елизавете Петровне Комиссия по составлению нового Уложения занималась и разработкой этой идеи. Теория теорией, а в 1757 году дело дошло до того, что управление церковным имуществом, формально не передавая его в казну, брали на себя гвардейские офицеры по поручению правительства.

Так что секуляризации ждали давно, и, как бы ни бухтело духовенство, мера эта была неизбежна. Если Указ и не вызвал особого восторга, то, во–первых, потому, что долго ждали, событие утратило прелесть новизны. Во–вторых, дворянство вовсе не было против секуляризации, но мера эта непосредственно его не задевала. А первые два решения правительства об упразднении Тайной канцелярии и о вольности дворянской касались дворянства в полной мере, и дворянство успело нарадоваться по гораздо более значительным для него поводам.

И в–третьих, указ о секуляризации церковных имуществ сопровождался очень уж мрачными слухами: что православных священников насильно оденут в немецкие пасторские сюртуки, велят им сбрить бороды, и даже был слух, что введут лютеранские богослужебные книги. Дворяне не были религиозными фанатиками, но и атеистами вовсе не были и, уж конечно, совсем не хотели насильственного превращения России в лютеранскую страну.

Возможно, слухи эти были, мягко говоря, преувеличены. Очень может быть, само их появление — признак ведущейся с Петром тайной войны заговорщиков. Но если и так — получается, дворянство не верило Петру III и готово было ждать от него любой гадости. Больно уж незавидная репутация была у Петра! Это Елизавета могла готовить секуляризацию церковных земель, не вызывая никаких подозрений, а Екатерина смогла довести секуляризацию до конца.

Но вот указ об отмене Тайной канцелярии дворянство встретило с восторгом! Причем ВСЁ дворянство, поголовно.

По поводу знаменитого Манифеста 18 февраля 1762 года «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» мнения основной массы дворянства и придворных кругов в очередной раз расходились: придворные не видели причин выходить в отставку, для них гораздо важнее было получить гарантию личной неприкосновенности и сохранности своего имущества. Их упразднение Тайной канцелярии радовало больше Манифеста о вольности дворянской. Провинциальное дворянство — наоборот…

О подписании этого документа князь Щербатов рассказывает историю почти анекдотическую и вполне в духе русского XVIII века. Якобы Петр III после вселения Двора в новый Зимний дворец постройки Растрелли затеял провести ночь не с Елизаветой Романовной Воронцовой, а с какой–то посторонней дамой. С Елизаветой–то у него шел бурный многолетний роман, и на ней он даже собирался жениться, разведясь с Екатериной. Елизавете Воронцовой он старался не причинять неудобств и неприятностей.

И для того, чтобы отвлечь её внимание и внимание придворных, в присутствии Елизаветы и двора заявил: мол, мы с Дмитрием Васильевичем Волковым будем всю ночь писать важнейший государственный документ. Сам император пошел к своей даме, как и собирался, а Волкова он запер у себя в кабинете с приказом: к утру написать важнейший государственный документ. Утром Пётр отпер кабинет, спросил: