– Не надо это понимать буквально.

Ретанкур грузно откинулась на спинку стула.

– Какая разница, они умерли и их съели или этот тип нарочно их убил и их съели, результат один – путь в никуда. Нам незачем было сюда приезжать.

– Veni, vidi, non vici. Пришел, увидел, не победил, – сказал Вейренк.

За соседним столом Альмар, нимало не смущаясь, переводил Рёгнвару их разговор. Эта история принадлежала ему, он имел право. Он встал, опираясь на костыли, наказал Гуннлаугуру не трогать пешки и остановился прямо перед Ретанкур. Альмар стоял у него за спиной.

– Виолетта, – сказал он, – я преклоняю голову перед женщиной, сумевшей удержать афтургангу на отдалении. Благодаря тебе у твоего друга пройдет нога. Не будь тебя, Виолетта, он бы…

И Рёгнвар красноречиво показал на свою отсутствующую ногу.

– Берг тоже погиб бы. Поскольку допустил ошибку, задержавшись на его земле. А ты поняла, что этого не следовало делать. Ты с самого начала все поняла, правда ведь, Виолетта? Задолго до того, как заметила туман?

Ретанкур насупилась и, машинально придвинув свой стул поближе к Рёгнвару, безумцу и мудрецу, подняла на него глаза.

– Это правда, – сказала она.

– Когда?

– Как только мы приплыли, – ответила Ретанкур, подумав. – Они решили скопировать текст, высеченный на теплом камне. Я сказала: нет, даже закричала, по-моему, что мы не можем терять время.

– Вот видишь, – сказал Рёгнвар, садясь на табуретку, принесенную Эггрун. – Ты знала. И давно знала, еще у себя в Париже, где зимой сидят на террасах кафе. Ты не хотела сюда ехать, но ты знала. Поэтому приехала.

Рёгнвар наклонился вперед, так что его длинные, еще белокурые волосы почти коснулись ее лба. Адамберг ошарашенно смотрел на эту сцену. Ретанкур, бесспорный лидер позитивистов и материалистов уголовного розыска, угодила в сети Рёгнвара. Ретанкур в плену у исландских духов. Нет, они не зря сюда явились.

Рёгнвар положил свою широкую ладонь ей на колени. Кто бы из ее коллег на это осмелился?

– Но ты ошибаешься, Виолетта, – сказал он.

– В чем? – выдохнула Ретанкур, не в состоянии отвести взгляда от ярко-голубых глаз Рёгнвара.

– Ты только что сказала, – и Рёгнвар чуть поджал губы, – что вам незачем было приезжать. Ты сказала, Виолетта Смелая, что это вам ничего не дает.

– Да, я так сказала, Рёгнвар. Потому что это правда.

– Нет.

– Вы же не знаете, над чем мы сейчас работаем в Париже.

– Не знаю и знать не хочу. Послушай меня, Виолетта, послушай меня хорошенько.

– Ладно, – сдалась Ретанкур.

– Афтурганга никого попусту не вызывает. И его дары всегда указуют путь.

– Но у вас, Рёгнвар, афтурганга забрал ногу. Это, что ли, тоже путь?

– Меня он не вызывал. Я вторгся к нему. А Берга он вызвал.

– Повторите, что вы сказали.

– Афтурганга никого попусту не вызывает. И его дары всегда указуют путь. Ничего не записывай, – сказал Рёгнвар, хватая Ретанкур за руку. – Не беспокойся, не забудешь.

С неожиданной для себя ностальгией Адамберг смотрел, как в иллюминаторе исчезает остров Гримсей, на четверть съеденный туманом. Долговязая Эггрун поцеловала комиссара на прощание, а мужчины собрались в порту, чтобы проводить его. Гуннлаугур, Брестир и, разумеется, Рёгнвар с высоко поднятой рукой и другие блондины, чьих имен он не знал.

Вечером они будут в Париже. А потом наступит завтра. Завтра ему придется подвести итоги своей самоволки, в результате которой, правда, фигуры на шахматной доске Робеспьера ни на миллиметр не сдвинулись. Убийцу он в багаже не привез, только бутылку бреннивина, подарок Гуннлаугура. Но отчет тем не менее сделать придется. Надо будет его логически выстроить, аргументировать и расписать по пунктам, что всегда вызывало у него отвращение. И говорить, глядя в мрачные, враждебные лица коллег. Исключением станут разве что Фруасси, Эсталер, Жюстен и Меркаде, который, учитывая его собственные проблемы, снисходителен к чужим недостаткам.

– Вейренк, – сказал он, – займись завтрашним докладом. Это неблагодарная работа, я знаю. Но поскольку Шато произвел тебя в римские сенаторы, ты с ней справишься лучше меня. А Ретанкур тебе поможет.

– Ну, они тогда совсем разъярятся.

– Разумеется.

– Речь я произнесу, – спокойно пообещал Вейренк, вытянув ногу в проход между креслами. Перед вылетом Альмар вколол ему в живот антикоагулянт. – А ты постарайся перетянуть Вуазне и Мордана на нашу сторону. Вуазне умеет маневрировать не хуже своих любимых рыб, а Мордан любит сказки. Битва афтурганги с Виолеттой Смелой не оставит его равнодушным.

– Не хочу никого перетягивать, Луи. Пусть каждый пойдет своим путем, а не моим.

– В этом они тебя и упрекают. Ты же понимаешь, почему они за тобой не пошли.

– Не вполне, – шепнул Адамберг.

Когда они уже подлетали к Руасси, полусонный Адамберг открыл блокнот на записанной утром фразе. Врач вынимает изо рта кость. Под ней он добавил замечание Вейренка о Франсуа Шато: “Он нам мозги пудрит”, – и нарисовал стрелку со словами: “Робеспьер. Это он. Они у него”.

В салоне погасили свет, они пристегнули ремни и привели спинки кресел в вертикальное положение. Самолет начал снижаться, уже видны были огни машин на шоссе. Адамберг разбудил Вейренка и показал ему свои записи. Тот прочел и непонимающе помотал головой.

– Ты сам сказал, – упорствовал Адамберг. – После нашего первого заседания в Ассамблее. Ты сказал: “Это он”.

– Робеспьер?

– Да. И ты был прав. Это он.

Утром в пятницу первого мая, несмотря на выходной, все сотрудники уголовного розыска расселись за длинным столом в Соборном зале, правда, в весьма непривычном порядке, так что кофейный ритуал Эсталера был нарушен. В ожидании Адамберга все присутствующие стихийно разделились на группы. В самой глубине зала, в торце стола, восседали майоры Данглар и Мордан, сохранив за собой начальственные места. Но Ретанкур, нарушив установленные правила, оказалась на противоположном конце, словно готовясь дать отпор Данглару. С одной стороны от нее сели Фруасси и Эсталер, с другой – Меркаде и Жюстен. Данглар отметил, что по правую руку от него расположились колеблющиеся оппозиционеры, в том числе Вуазне и Керноркян, а слева – оппозиционеры убежденные, под предводительством Ноэля. Бригадир Ламар, только что вернувшийся из Гранвиля, где провел отпуск, был не в курсе ситуации и потому, выбрав место между двумя пустовавшими стульями, принялся наскоро просматривать отчеты за последние две недели.

Во всем этом чувствуется душок Конвента, подумал Данглар, с его фракциями, “бешеными”, дантонистами, жирондистами и “болотом”. Он вздохнул – что-то неблагополучно было в королевстве Адамберга. И Данглар подозревал, что лично он и виноват в этом в первую очередь. Разобидевшись, он не послал в Исландию ни единого сообщения, не спросил, как продвигается их дурацкая экспедиция, хотя предчувствовал, что она может оказаться небезопасной. И, само собой, оттуда никаких вестей он тоже не получил. Но Данглар был совершенно уверен, что Адамберг вернулся с пустыми руками, даже бутылки бреннивина ему не привез.