Вот что я могу сказать по известному тебе поводу: сообщение – если это сообщение – той дамы, которую, похоже, ввели в заблуждение, если только она не увидела во сне то, что приняла за сообщение, должно иметь своим источником абсурдное недоразумение или недопонимание. Я не давала никому права ни подтверждать, ни даже намекать самым туманным образом на то, что я «публикуюсь» (какая чушь!). Кто бы это ни говорил (если есть такие люди, в чем я сомневаюсь), он мне не друг. Хотя мне приписали уже двадцать книг, я не признаю ни одной. Я полностью отвергаю все это. А тот, кто даже после того, как я ясно дала понять, что отвергаю подобные обвинения, будет продолжать на них настаивать, поступит зло и неучтиво. Полная неизвестность гораздо лучше вульгарной и дурной известности, и я не ищу и не собираюсь такую известность приобретать. И если любая Б-н или Дж-н будет снова приставать к тебе с вопросом: а какой «роман» мисс Бронте «публикует»? – ты можешь ответить просто, с той твердостью и ясностью, которые так тебе удаются, если ты этого хочешь: мисс Бронте поручила тебе сказать, что она отвергает и отрицает любые обвинения подобного рода. Можешь прибавить, если захочешь, что если кто и пользуется ее доверием, так это ты, и тебе никогда не доводилось слышать от нее абсурдных признаний по данному поводу. Я ума не приложу, откуда пошел этот слух, и боюсь, он происходит совсем не из дружеского источника. Однако в последнем я не уверена и очень хотела бы получить определенные сведения. Если услышишь что-либо, пожалуйста, дай мне знать. Твое предложение прислать нам «Жизнь Саймона»224 очень любезно, спасибо большое. Думаю, папа будет очень рад посмотреть эту книгу, поскольку он был знаком с мистером Саймоном. Пожалуйста, посмейся над Э.225 или отругай ее за разговоры о публикации и поверь мне, что во всех обстоятельствах и при всех переменах, оклеветанная или всеми покинутая, я буду тебе искренне преданной —

Ш. Бронте.

Причина, по которой мисс Бронте столь ревностно хранила свою тайну, заключалась, как я слышала, в том, что она дала слово сестрам никогда не раскрывать этот секрет.

Сложности, сопутствовавшие публикации романов под вымышленными именами, продолжали нарастать. Многие критики были уверены, что произведения трех Беллов – на самом деле сочинения одного писателя, созданные в разные периоды его жизни и потому отражающие процессы его взросления и развития. Эта гипотеза, безусловно, оказала влияние на восприятие книг. После окончания повести «Агнес Грей» Энн Бронте работала над вторым произведением – «Незнакомка из Уайлдфелл-холла». Этот роман остается малоизвестным. Его тема – деградация героя, чье расточительство и распад оказались следствием невоздержанности столь малой, что ее считали всего лишь «компанейским характером». Эта тема резко диссонировала с характером Энн, мирным и глубоко религиозным. Старшая сестра писала о своей милой «малышке»:

В течение всей жизни она размышляла о происходящем рядом с ней – об ужасных последствиях растраченных талантов и способностей. По характеру она была чувствительной, сдержанной и грустной. То, что она видела вокруг, глубоко западало ей в душу, оскорбляло ее. Она размышляла над этим до тех пор, пока не решила, что ее долг – воспроизвести пережитое во всех деталях (разумеется, с вымышленными персонажами, сценами и ситуациями) как предупреждение другим. Она испытывала отвращение к этой работе, однако продолжала ее. Когда ее пытались разубедить, она рассматривала такие попытки как искушение в потворстве своим слабостям. Энн хотела быть честной, она запрещала себе что-либо приукрашивать, смягчать или скрывать. Эти добрые намерения приводили к недопониманию и даже неприятностям, которые она переносила, как всегда, со сдержанным, но непоколебимым терпением. Она была искренне верующей и деятельной христианкой, но оттенок религиозной меланхолии придал печальный колорит ее короткой и безупречной жизни.

В июне того же года «Незнакомка из Уайлдфелл-холла» была практически закончена и готова к отправке тому самому издателю, который печатал предшествующие романы Эллиса и Эктона Беллов.

Его манера вести дела вызывала определенную досаду как у Шарлотты, так и у ее сестер. Обстоятельства, о которых Шарлотта написала своей подруге в Новую Зеландию, были следующими. Однажды утром в начале июля в пасторате получили известие от издательства Смита и Элдера, нарушившее покой обитателей этого дома. Хотя дело касалось всего лишь их литературной репутации, сестры восприняли происходящее как относящееся к их личностям. «Джейн Эйр» настолько хорошо продавалась в Америке, что тамошний издатель был готов заплатить высокую цену за следующее произведение Каррера Белла. Смит и Элдер уже пообещали ему это, и теперь он был весьма удивлен и отнюдь не обрадован известием, что подобное соглашение было заключено еще и с другим американским издательством, где в скором времени и выйдет в свет новый роман. Как выяснилось, недоразумение произошло по вине издателя романов Эктона и Эллиса Беллов, который заверил это последнее американское издательство, что «Джейн Эйр», «Грозовой перевал» и «Незнакомка из Уайлдфелл-холла» (последний роман он ставил выше двух других) – произведения одного и того же автора226.

Хотя издательство Смита и Элдера ясно заявило в своем письме, что вовсе не разделяет такого убеждения, сестры горели желанием доказать его полную беспочвенность и тем самым восстановить свою репутацию. После недолгого совещания они решили, что Шарлотта и Энн должны немедленно отправиться в Лондон и доказать господам Смиту и Элдеру, что являются разными людьми, и потребовать от легковерного издателя объяснений, откуда взялось убеждение, которое так явно расходилось с заверениями, несколько раз им полученными. Придя к такому решению, Шарлотта и Энн принялись за сборы со всей возможной поспешностью. У сестер было чрезвычайно много домашних дел, которые следовало выполнить до отъезда в тот же день, но они со всеми справились. Каждая приготовила по коробке с запасным платьем. Эти коробки были отправлены в Китли с попутной повозкой, и сразу после чая Шарлотта и Энн, без сомнения взволнованные, отправились туда же пешком. Не столь важна была причина поездки в Лондон, сколько то обстоятельство, что для Энн это было первое посещение столицы. По пути на станцию в тот летний вечер их захватила гроза, но сестрам было некогда искать укрытия. Они едва успели на поезд в Китли, доехали до Лидса и там сели на ночной поезд в Лондон.

Около восьми утра в субботу сестры прибыли в «Чаптер кофе-хауз» на Патерностер-роу – странное, но единственно знакомое им место. Там они умылись, позавтракали, а затем посидели несколько минут, размышляя, что следует предпринять дальше.

Когда они накануне обсуждали план действий в тишине хауортского пастората, было решено взять кэб от гостиницы до Корнхилл. Однако в столичной суете и в том «странном взвинченном состоянии», в котором они пребывали, обсуждая свои обстоятельства в субботу утром, сестры совершенно забыли о том, что можно нанять транспорт. А выйдя из дому, они были так ошарашены толпами и препятствиями при переходе улиц, что много раз останавливались, не в силах сделать ни шагу. В результате те полмили, которые им следовало пройти, они преодолели чуть ли не за час. Ни мистер Смит, ни мистер Уильямс ничего не знали о предстоящем визите. Обе барышни были совершенно неизвестны издателям «Джейн Эйр», которые до сих пор понятия не имели о том, кто эти Беллы – мужчины или женщины, но обращались к ним в письмах всегда как к мужчинам.