этим временем, чтобы проследить несколько ниточек. Когда Сара проснулась, я сообразила, что в доме нет еды, поэтому посадила ее в машину и пристегнула. Но тут в доме зазвонил телефон. Я ждала звонка почти весь день по этому расследованию. Жертвой был младенец. — Я останавливаюсь, словно эта подробность сама по себе может объяснить все остальное.

— Она была в машине, — мягко подталкивает меня Тэлли. — А вы вошли в дом ответить на звонок.

— Я не должна была оставлять ее там. Но я отошла только на секунду. Я видела ее через лобовое стекло, она сидела в кресле…

— Разговор выбил вас из колеи, — предполагает Тэлли. А может, это не предположение. Может, она все уже знает каким-то таинственным способом, которым приходит к ней знание.

— Звонил мой напарник. Мачеха ребенка, которого мы обнаружили убитым, призналась. Я сама дважды допрашивала ее и ничего не заметила. Я не могла в такое поверить. Я просто замерла, прокручивая свою ошибку.

— И отвели взгляд от Сары.

— Только на минутку. Даже меньше. — Последнее слово выходит сдавленным карканьем. Я делаю глубокий вдох, чтобы продолжить, крепко зажмуриваю глаза. — Я оставила дверь машины открытой, чтобы лучше ее видеть. Сара как-то выбралась из кресла. Я даже не подозревала, что она это может. Ей было всего два с половиной.

— Анна, я очень сочувствую. Пережить такую трагедию…

А пережила ли я ее? Иногда я сомневаюсь. Разве это жизнь — каждый день сталкиваться со своей виной? Быть вдали от семьи? От сына?

Я открываю глаза.

— Машина стояла на нашей дорожке под углом. Я отвернулась только на секунду, а потом услышала снаружи жуткий звук. Наша соседка Джойс выезжала задом на улицу со своей дорожки, и там была Сара. — Теперь я сказала все. Я чувствую себя онемевшей. Пустой. Больше нечего прятать. Нечего хранить в тайне.

— Ох, Анна… — Тэлли ласково смотрит на меня. — Это был несчастный случай. Ужасная случайность.

— Для Джойс — наверное. Она понятия не имела, что там Сара, но за нее отвечала я. Ее мать. — Пустота во мне ширится, словно меня глотают заживо, изнутри наружу. — Она сразу умерла. Она была совсем маленькая.

— Такое несчастье могло случиться с любым.

— Это неправда. Я слишком отвлеклась. Моя работа заняла всю мою жизнь. Меня не было. Поэтому Брендан сказал, чтобы я ушла. Он знал, что то же самое может случиться и с Мэтью. Он сказал, что больше мне не доверяет.

— Горе — могущественная сила. Многие семьи, с которыми я работала, оказываются в похожей ситуации после смерти ребенка. Возможно, у Брендана было время справиться со своими чувствами. Возможно, он готов поговорить.

— Даже если он сможет простить меня, я не уверена, что смогу что-то сделать иначе. Я не изменилась.

— В каком смысле? Почему нет?

— Я никогда не могла отстраниться от жертв. От детей, которым я пытаюсь помочь. Мои расследования поглощают меня всю. Так и произошло это несчастье. — Я опираюсь локтями о стол. Внутри меня все такое тяжелое, что я не знаю, смогу ли идти дальше. Смогу ли когда-нибудь выпрямиться. — Я так скучаю по Саре…

Тэлли молча придвигает свой стул ближе ко мне. Ее руки обнимают меня, сильные и нежные, прощающие. Ее тело — как гавань. Место, где наконец-то можно высадиться на берег.

Я остаюсь там, на якоре, пока не начинаю чувствовать себя крепче. Потом сажусь прямо, вытираю глаза и рассказываю ей о Джейми Ривере. Был конец июля, когда мы наконец отыскали его тельце в морозилке, покрытое инеем. Я не могла перестать думать о нем, о его невинной жизни, которую украли без всякой причины. Мне сильнее всего хотелось найти его убийцу. Заставить этого человека расплатиться. Между тем жизнь моей семьи требовала от меня многого, а мне нечего было им дать. Я продолжала твердить себе, что дело просто в расследовании. Как только мы раскроем дело, я сразу почувствую себя лучше и вернусь к тому, что действительно важно. Но в то же время знала, что это никогда не случится. Моя работа — болезнь, зависимость и всегда ею будет.

Возможно, мне следовало быть честнее с Фрэнком и попросить о помощи или вернуться к терапии. Мне следовало построить тот мысленный дом и сделать все возможное, чтобы исцелиться. Может, тогда бы я бодрствовала и следила — там. Когда Сара выбралась из машины, я бы выскочила из дома и поймала ее. Я бы подняла ее на руки и унесла в безопасность…

* * *

— Ничто не вернет вашу дочь, — говорит Тэлли, когда я заканчиваю. Наш кофе остыл. Моя тарелка с завтраком давно отодвинута. — Я могу только представить, сколько боли вы несете в себе, но она вас не винит. Анна, ее дух — самый безмятежный из всех, что я видела. Она как солнце.

Я с трудом сглатываю. Это изумительный образ, и мне безумно хочется в него поверить. Такой Сара была при жизни. Как солнышко.

— Где она сейчас?

— Она повсюду, как свет. Присматривает за своим братом, за отцом, и за вами тоже. Ей ужасно нравится ваша собака. Она говорит, ей всегда хотелось такую, как Сверчок, — и теперь у нее есть собака.

Снова слезы. Откуда они берутся? Или тело сделано из слез?

— Ей хорошо? Ей не больно?

— Только когда она знает, что вы страдаете. Анна, она хочет, чтобы вы простили себя. Вам нужно найти способ примириться с этим. Вам еще очень много нужно сделать. Именно так вы можете почтить Сару. Вы можете воплотить в жизнь свою цель.

Внезапно я вспоминаю о Кэмерон.

— Я не могу просто бросить ее.

— Кэмерон знает, что вы о ней заботитесь. Кроме того, вокруг нее много людей, которые ее любят и будут ее защищать. — Она вскидывает голову и смотрит мне в глаза с удивительной проницательностью. — Или мы говорим о чем-то еще, Анна? О ком-то еще? Что вы не в силах отпустить?

Я мотаю головой, желая, чтобы Тэлли отвернулась или замолчала. Мы сидим здесь уже целую вечность, обсуждая ужасные, невыносимые вещи. И все же я мгновенно понимаю, о чем она говорит. Джейсон и Эми. С того Рождества, когда мне было восемь, каждый потерянный ребенок — это они. Кэмерон ближе к моему сердцу, чем большинство других, но даже когда я привожу ее домой, это не снимает тяжесть с моей груди. И убийство Калеба тоже. — Я не знаю, Тэлли, смогу ли стать лучше. Я слишком долго была такой.

— Каждый может измениться. Мы меняемся все время, каждый раз, когда делаем что-то иначе. Анна, не