— Что ты об этом знаешь?

— Моя мама бросила меня. — Я сама удивляюсь, слыша эти слова, словно они по собственной воле всплыли в голове. — Она покончила с собой.

— Я не знал.

— Я никогда не говорила об этом. Знаешь, как это бывает… — Я пытаюсь уравнять нас, но не рассердить его. Он похож на мину с десятками растяжек. Некоторые я вижу, но большинство спрятаны в глубине. — Иногда мне хочется, чтобы она была здесь и я могла показать ей, как сильно она испортила мне жизнь. Тебе когда-нибудь этого хотелось?

Он снова прищуривается, но не отвечает.

— Как вышло, что твоя мама не вернулась после убийства Дженни? — сейчас я сознательно подстрекаю его. Проверяю растяжки. Надеюсь, что не ошибаюсь. — Ее вообще ничего не заботило?

— Заботило. Она просто не могла вернуться. Она была не слишком сильной личностью.

Теперь моя очередь реагировать. Все так, словно я смотрю в зеркало. Слушаю реплики из сценария, который написала давным-давно. У меня странное чувство, что все это однажды было. Словно путь уже проложен. И есть только одно место, куда можно шагнуть.

— Не все способны быть сильными. Я знаю. Наверняка ты многое делал для Дженни, раз ваша мама этого не могла.

— Я не возражал, — быстро произносит он. — Я хорошо справлялся. Папа всегда был бесполезным.

У этого слова есть изгиб, который цепляется и отскакивает. «Бесполезный». «Идиот». Вновь у меня ощущение, что я смотрю в зеркало. В мрачное зеркало.

— Возраст у вас был один, но ты всегда был сильнее. Иногда она грустила, но ты всегда мог ее ободрить. Ты готовил для нее. Поправлял ей одеяло. Наверняка рассказывал разные истории.

Внезапно Калеб хмурится. В нем пульсирует энергия сильного чувства, он встает.

— Прекрати лезть мне в голову.

— Я просто хочу понять, как ты сам говорил. Мне кажется, я подвела тебя. Как и многие другие люди.

Калеб покачивается на месте, будто проверяет равновесие.

— Ага, — бормочет он, почти про себя. — Ей не следовало пытаться уйти от меня.

Фраза входит в меня, как разряд молнии между лопаток. Он говорит не о матери. Это Дженни подвела его. Дженни его предала. Как же я раньше не додумалась?

— Калеб, не все бывают сильными, — медленно отзываюсь я, незаметно наклоняясь вперед. Все это время я сижу на корточках перед огнем, перекрывая свое кровообращение. Ступни щиплет, когда до них доходит кровь. Я рискую бросить взгляд на дверь спальни, потом на Сверчка, отдыхающую на полу у дивана, но чуткую, если я правильно ее считываю, и наконец снова на Калеба. — Она больше не могла это выносить. Совсем как твоя мама.

— Я бы поехал с ней. — Это почти стон. Мальчишка внутри него сейчас здесь, с нами, и ему очень больно. Вот где живет его помешательство. В самом центре его раны. — Но она не хотела взять меня с собой. Она меня не слушала.

— Тебе пришлось ее остановить. Вот как все случилось. — С ним я рассчитываю каждый звук, каждый слог, а внутри нащупываю в кромешной тьме знакомые очертания, как в детской игре. Как в жмурках. — Вы повздорили. Пришлось применить силу. Ты сам не знал, насколько ты силен.

Его подбородок опущен, взгляд прикован к какой-то точке, словно он пытается вымарать все это и сфокусироваться на том, на большей драме, на истории его жизни. Должно быть, они поспорили в ее последний день дома. Она собрала сумку, попыталась уйти, но он остановил ее и случайно… что? Сломал ей шею?

Но нет, в тот день Дженни была на работе. Люди видели, как она ловит машину в сторону городка. Значит, он взял машину Джека и ждал ее, зная, что в противном случае она исчезнет. Он подъехал, когда она еще тянула руку. Дженни залезла в машину, думая, что теперь у нее есть еще несколько минут на попытку объяснить, почему она должна уехать. И тогда он это сделал. Грубо. Задушил ее и отвез тело к реке. И все это ему пришлось сделать. Ужасный, раскалывающий душу поступок. Но какой-то части его души это понравилось. Части, которая впервые ожила.

— Калеб, я не считаю тебя чудовищем. Ты можешь мне доверять. Давай попробуем как-то выбраться.

— Нет. — Его мышцы едва заметно напрягаются.

Потом в нем рвется струна. Он бросается с ножом в руке к огню, ко мне. Сверчок бросается ему под ноги. Все происходит быстрее, чем движется свет. Медленнее, чем проходят дни или годы. Столетия.

Калеб спотыкается о собаку, теряет равновесие и падает в мою сторону. Но сейчас Сверчок уверена, что я в опасности. Она низко и устрашающе рычит, пока я бегу к двери в спальню, неверно оценив ее положение.

Ударяюсь плечом о косяк. Отлетаю, продолжаю ломиться вперед. За спиной неразборчивые звуки. Резко лает Сверчок — я никогда не слышала от нее такого лая, — потом пронзительный визг, словно ее пнули или что-то похуже.

Теперь по дощатому полу топают ноги. Страх во мне сдвигает тектонические плиты, но стремление выжить яростно и незыблемо.

Добегаю до кровати, сую руку под матрас, чувствую холодный ствол. Рифленую рукоятку, как послание азбукой Брайля. Оборачиваюсь…

Калеб достает меня раньше, чем я успеваю поднять руку и нажать на спуск. Сила удара вышибает из меня дух. Мы рушимся на пол вместе, его вес — как гора у меня груди.

Я дергаюсь, пытаюсь сбросить его, но гравитация и сила на его стороне. Он легко прижимает меня к полу бедром и локтем; предплечье, словно дубина, сдавливает дыхательное горло. Моя рука с пистолетом между нами, прижата к моему бедру.

Перед глазами плывут темные пятна, я сражаюсь за глоток воздуха. Сражаюсь, чтобы не потерять сознание.

Он вскидывает нож, разрезая воздух над моей головой. Его лицо нависает надо мной, словно какая-то искаженная, перекошенная планета. Я лихорадочно шарю по полу левой рукой, нащупывая любое оружие. Там нет ничего, кроме досок, отполированных за долгие десятилетия.

Я тянусь за голову, не отрывая взгляда от ножа, — и вот оно. Мои пальцы нащупывают железную стойку кровати. Она крепкая, не хуже любого другого предмета. Я тянусь чуть дальше, хватаюсь за стойку и дергаю себя вверх. Скручиваюсь от бедра и плеча изо всех сил, еще сильнее, подбираю под себя ногу. Потом резко поднимаю левое колено. В освобожденные конечности торопится кровь.

Глаза Калеба выпучены от ярости; нож проходит в дюйме от моего лица. Но может, он не в силах заставить себя ударить меня? Последним резким рывком я толкаю