Друзья затихают. Сквозь потрескивание костра слышу их мерное сопение. Умаялись, бедняги. Я пока не сплю. Лежу и думаю. Вот друзья о своем будущем говорили. Кто кем после школы станет. И только я точно знаю – кем они будут. Переходников закончит институт, но по специальности работать не сможет. Так выйдет, что придется ему собственным бизнесом заняться. То же случится и с Савиным. Оба станут бизнесменами. Кроме меня и Ильяса. Кстати, все, что сегодня произошло, Савин и Расулов напророчили ещё тогда, на пикнике. И с горы неслись, только вместо медведя, корова была. И сидели мы не на самой вершине, а на выступе, посередине стены… да и я все, что хотел, сделал. На горе проорался, в водопаде ополоснулся. На этом мои знания о своей судьбе можно считать нулевыми. Дальше все будет почти по Байрону:

Поступить в военное училище и повторить тот путь опять? А это тревоги, учения, тренировки, выходных по пальцам перечесть, а ещё постоянные задержки зарплаты. И полная неопределенность в девяностые. То угроза расформирования, то…

В общем, путь, уже один раз пройденный и известный.

Если принять предложение Вити и начать играть в группе, попутно дополняя репертуар новыми песнями. Тут будет поле не паханное, как в песне у Цоя: «Песен, еще ненаписанных, сколько, скажи, кукушка…» Обкукуется, так как песен я знаю немеряно. Можно не только переводить иностранщину, но и попсу нашу в дело пускать, её не жалко. И с этим путем мне все ясно.

А вот если после школы поступить в иняз, то с этим путем вообще муть, согласно Байрону.

Куда после окончания? Кем я стану, переводчиком, преподавателем? Да какая разница? В начале девяностых начнется такая катавасия, что по специальности на работу будет устроиться просто нереально. Почти всё население страны в бизнес ударится. Кооперативы, закрытые общества, частники…

Ладно, времени у меня достаточно. Ещё три года до окончания школы, определюсь за это время. Что-то мысли о будущем весь сон отбили. Лег на спину и посмотрел на небо. Там сияли звезды, такие яркие и очень близкие. Ну да, это я тоже хотел когда-то. Вот самый яркий Сириус, а это Полярная, чуть выше Лысого Горшка и мерцает почему-то. А эта… блин, забыл… как её?

– Это Вега – подсказал мне, кто-то.

Не понял, кто это тут мысли читает?

Приподняв голову, посмотрел вокруг – никого. Послышалось, что ли? Нет, я ясно и четко слышал голос. Тут с другой стороны костра хмыкнули. Сел, чтобы наконец выяснить, кто там со мной так шутит, и через пламя костра увидел… Сплю я, что ли? Тот, кого я увидел, сидел на валуне, аккурат между спящими Женькой и Олегом, и походил на спецназовца. Но только походил. Странно, но на нем было намешано снаряжения чуть ли не со всех времен. Обряжен почему-то в устаревший бронежилет «Кора», под ним черная спецура, непонятного покроя – то ли времен Великой Отечественной, то ли ещё старее. Нет, не старее – петлицы видно, с одной шпалой, капитан, значит. Обалдеть! На голову надеты современная балаклава и тактические очки. Глаз в них не видать, огонь от костра отражается. Завершает композицию каска тех же времен, что и петлицы. Хм, ещё виднеется открытая кобура, из которой торчит рукоятка… надо же – «Глока»!

Точно сплю! Не спецназовец, а клоун какой-то. Он бы ещё для большего колорита ботфорты натянул, времен Петра первого! Так как пламя костра закрывало его ноги, я вытянул шею, чтобы посмотреть – что там надето у этого ряженого. М-да, штаны точно галифе, но на ногах обычные для этого времени яловые сапоги. Такие же, как у моего отца. Сюрреализм, однако!

Странные мне сны последнее время снятся. Даже немного напрягать начинают. Того гляди крыша поедет.

Этот «спецназовец» опять хмыкнул, протянул руку к сопящему Савину и вытянул из-под его щеки пустую коньячную бутылку. Говорил же Олегу выкинуть её подальше!

Тем временем ряженый покрутил тару в руках, изучил этикетку, затем отвинтил крышку и понюхал.

– Хороший был коньячок, – он махнул рукой, и стекляшка, блеснув отражением огня, улетела в темноту.

Я сразу голос узнал, только обалдел слегка.

– Валера? Ты что тут делаешь?

– Загораю я тут, – ответил Истомин и снял очки, каску и балаклаву.

Мне осталось только вернуть челюсть на привычное место. Изумительные моменты мне снятся.

– Глупый вопрос, глупый ответ, – улыбнулся Валера.

– А что это ты так вырядился?

– Вяз, не тупи, кто кому снится я тебе, или ты мне.

– С ума сойти! – я закрыл глаза и представил нормальное снаряжение. Когда открыл, Валера сидел в привычном боевом прикиде.

– Вот! – Истомин наставил на меня палец. – Можешь, когда хочешь.

– Ты лучше скажи – почему ты мне снишься?

– А ты не знаешь? – Валера улыбнулся, повертел в руках шлем, взглянул хитро. – Я хотел спросить – ты действительно в бомонд собрался, музыкально-деловой?

– С чего такие выводы? Думаю пока. Выбираю – кем стать.

– А чего тут думать?

– Погоди, Валер, выбор пути – это…

– Тоже мне проблема! – перебил меня Истомин. – Ты же не перед камнем стоишь: «направо пойдешь – богатым будешь, налево пойдешь – женатым будешь, прямо пойдешь – себя погубишь».

– Там не совсем так звучит, но аналогия подходит.

– Ну, так и сделай правильный выбор!

– Откуда нам знать – какой будет правильный. Налево-направо всяко женатым быть. Мне, Валер, этого не хватало. Семью создать, детишек… А ты мне прямо предлагаешь идти, туда, где себя погубишь? И всегда бывают моменты в жизни, когда жалеешь, что сделал именно так.

– Да. – Согласно кивнул Истомин и вновь наставил на меня палец: – Но ты подумай хорошенько и реши – что тебе больше подходит. Ты же военным мечтал стать!

– И это говорит тот, кто сейчас живет в Кирове, кому одиннадцать лет, который мечтает стать знаменитым художником. Кто ещё сам и ведать не ведает, что будет большим специалистом по профессиональному мордобою!

– Ты прав, – вздохнул Истомин, – я мечтал стать художником. Но стал военным и не жалею об этом.

– И я тогда не жалел. А сейчас у меня есть выбор. – И тихо пробормотал: – Мне ещё никогда во сне мораль не читали, наставляя на путь истинный.

– Просто не надо забывать о своём прошлом-будущем, – сказал Валера голосом Белкина.

– Все моё прошлое еще не произошло. Вот такой каламбур получился.

– Вся наша жизнь сплошной каламбур, – подмигнул мне Истомин, затем водрузил «Сферу» на голову и приложил руку на американский манер к шлему.

– Честь имею, товарищ будущий капитан!

– И тебе расти здоровым, товарищ будущий капитан. – Но на валуне уже никого не было. Вот такой странный разговор получился. А ведь по сути я сам с собой разговаривал. Моё второе я во сне приняло облик Истомина и на совесть давило. Никогда не любил, когда принуждали поступать, как не хочется. Всегда хотелось сделать все наоборот.