— Вам, возможно, будет интересно узнать, что Офрис очень переживала как из-за вашей измены, так и из-за известия о вашей смерти, — строго сказал Клупеус.

— Надо же! — отозвался Брумзель.

— Поэтому право и дальше заниматься вашим устранением она передала мне, — продолжал смаковать сцену Клупеус.

— Вы, конечно, можете нас устранить, но самое позднее через два дня вы все равно обнаружите, что армии у вас больше нет, — прошипел Фридрих. — Войны не будет, забудьте о ней.

Клупеус откинулся на спинку вольтеровского кресла и сплел пальцы в замок.

— Армия меня больше не интересует. Спасибо, лейтенант, — обратился он к беззвучно проскользнувшему в кабинет Кальссону, который в этот самый момент ставил на стол поднос с двумя большими кружками. — Прошу, можете произнести ваш последний тост!

Два маленьких муравья подошли к столу, взяли кружки с подноса и поднесли Брумзелю и Фридриху к самому лицу.

— Что это? — спросил Фридрих, надеясь, что реплика прозвучит достаточно громко и испуганно.

— Яд, — спокойно ответил Клупеус. — Либо вы выпьете его, либо я прямо сейчас вас подожгу.

Фридрих с Брумзелем переглянулись. Фридрих постарался получше рассмотреть его выражение лица, но Брумзель играл свою роль очень хорошо и всем своим видом выражал один только голый страх. Фридрих сглотнул, ему стало жутко. Коричневатая жидкость в кружках пахла отвратительно. Оставалось только надеяться, что Кальссон знает, что делает! Он еще раз огляделся, ища взглядом Кальссона, но лицо у того было как каменное, и смотрел он в стену.

Муравей поднес Фридриху кружку к самому подборку.

— Вперед. Потом проживете еще пару часов, — сказал Клупеус.

Муравей вдруг опрокинул содержимое кружки Фридриху в рот, когда он совершенно этого не ожидал. Он подавился и закашлялся, но немного жидкости все-таки попало ему в желудок. Внутри всё забурлило; оставалось только надеяться, что Кальссону удалось выполнить задуманный трюк.

Брумзель тем временем вопил в голос, грозил Клупеусу Белой Феей, всеми соглядатаями скопом и разными другими напастями, но, когда Клупеус угрожающе поднял руку, с отвращением выпил свою порцию.

— Ну вот, теперь можно побеседовать на интересные темы, — проговорил Клупеус. — Например, я бы очень хотел знать, как вам удалось сбежать из Башни Отчаяния.

— Ха, это было легко, — Фридрих сплюнул. Он все еще старался изгнать изо рта гадкий вкус. — Всего-то надо было постараться мыслить, как вы.

— Впечатляет, что вам это удалось, — похвалил Клупеус.

— Да, я тоже раньше не подозревал, что смогу так легко представить себя самовлюбленным мелким пакостником, — мрачно отозвался Фридрих.

— Нет, вы все-таки расскажите! — Клупеус всей позой выражал заинтересованность. — По каким признакам вы поняли, как устроена Башня?

Фридриху слишком часто приходилось рассказывать эту историю.

— Я спросил себя, почему никто снаружи не может приблизиться к Башне, — устало начал он. — Довольно быстро стало понятно, что это из-за какого-то подвоха, который совершенно незаметен изнутри. И я убежал. Давайте следующий вопрос.

— А теперь расскажите о Белой Фее, — довольно кивая, потребовал Клупеус. — Вы наверняка имели удовольствие познакомиться с ней лично.

Фридрих переглянулся с Брумзелем. Этот вопрос шмель взял на себя:

— Это очень талантливая дама. Не сомневаюсь, что в скором времени она заглянет сюда и покончит с вами.

— Если она и заглянет сюда, ей придется не лучше, чем вам, — возразил Клупеус. — А как только муравьи захватят Север, тайные соглядатаи тихо-мирно перестанут быть соглядатаями, а тех, кто продолжит сопротивление, будут преследовать.

Фридрих аж присвистнул. Вот это упрямство! Легче стенке что-нибудь объяснить!

— Муравьев, — смиренно начал он, — больше нет. Мы сняли с них кольца. Со всех. Со всех миллионов-шмиллионов муравьев. Захватывать Север больше нечем.

Тут по лицу Клупеуса пробежала тень сомнения.

— Нет, вы, конечно, можете сами попробовать, — подхватил Брумзель. — Если вы наденете женскую ночную рубашку с рюшами, носки на уши, в руки возьмете цеп и кривую саблю и будете как следует кричать и шуметь — тогда, может, у вас в одиночку получится так запугать жителей Северной Стороны, что они тут же сдадутся.

Фридрих смотрел Клупеусу в глаза, Клупеус отвечал тем же.

— Серьезно, — медленно произнес Фридрих, и тут Клупеус первым отвел взгляд. Он с беспокойством посмотрел на Брумзеля, но тот сохранял непроницаемое выражение лица.

— Мы задержали всех ваших командующих частями, чтобы известие не пришло к вам слишком рано, — продолжал Фридрих. — Муравьев отпустили. Так что теперь вам придется иметь дело не только с соглядатаями, но и с множеством разъяренных муравьев, которые рано или поздно обязательно сюда доберутся.

В первый раз выражение задумчивости пропало с лица Клупеуса. Теперь он выглядел… не испуганным, но глубоко раздосадованным.

— Ну, правда это или нет, вам в любом случае уже ничто не поможет, — сухо сказал он.

Перед лицом такой подлости Фридрих не смог сдержаться:

— А я-то думал, вы лучше Офрис, потому что она намеревалась нас сразу же убить, а вы — нет. Но, в сущности, вы ничем не лучше. Вам доставляет удовольствие играть с людьми!

— Да? — произнес Клупеус с довольным видом.

— Во-первых, Башня Отчаяния, — стал перечислять Фридрих. — Вместо того чтобы сажать людей в нормальную тюрьму, как поступил бы приличный негодяй, вы сажаете их туда, где держит их только собственный страх. И радуетесь, что они не решаются выбраться!

— Совершенно верно! — улыбнулся Клупеус.

— С муравьями вы, наверно, тоже очень веселились, — продолжал Фридрих, — ведь их удалось заставить действовать против собственной природы! И ладно бы вы их просто заставили сражаться на своей стороне — но нет, вам надо еще, чтобы они ходили в ногу и пели идиотскую песенку!

— Ну да, мне это очень нравится, — подтвердил Клупеус. — Без замечательных изделий некоторых небезызвестных вам парфюмеров мне бы это никогда не удалось! — Он похлопал по верхнему ящику своего письменного стола. — Кстати, маршевую песню я написал сам, так что, пожалуйста, не судите строго!

— Зачем вы поймали Кальссона и заставили его работать на себя, даже спрашивать не нужно, — мрачно продолжал Фридрих. — Вы увидели его татуировку и тут же поняли, что он был с нами заодно. Вам показалось забавным заставить его, бывшего нашим другом, работать на себя!

— Мне это не показалось забавным, у меня просто слабость к драматической иронии, — скромно возразил Клупеус.

— А теперь вы еще приказали именно ему принести яд, чтобы нас убить! — прорычал Фридрих. — Жаль, что никто все это не записывает — вы наверняка побили мировой рекорд по гнусности поступков.