— Джаскен, показал бы нам, как это делается, пока я говорю с госпожой Кредерре.

— С моим удовольствием.

— Лехктеви, пойди посмотри, как там дела у пилотов, — сказал Вепперс.

— Конечно, господин Вепперс. — Лехктеви соскользнула со своего сиденья, под короткой юбкой замелькали ее длинные ноги, масса черных волос заколыхалась, когда она развернулась, направляясь к двери, ведущей в главный салон.

Джаскен устроился на ее сиденье, сдвинул окулинзы на лоб, включил лазерное ружье перед ним, приложил приклад к плечу, держа одной рукой, и почти сразу же выстрелил — уложил молодого черного дрозда, взорвавшегося вихрем иссиня-черных перьев. Птица упала в медного цвета листву и полетела сквозь нее дальше вниз.

— Вы не боитесь, что ваша любовница отвлечет пилота? — спросила Вепперса Кредерре. — Аппарат летит ужасно низко, а она такая… привлекательная.

— Даже если и отвлечет, это не будет иметь значения, — сказал Вепперс, нажимая кнопку, чтобы их кресла сблизились. Загудели моторы, брови девушки чуть приподнялись, когда она увидела, что расстояние между их креслами уменьшается. Мягкие подлокотники соприкоснулись. — Это все делается автоматически, — объяснил Вепперс. — Пилот — это излишество, он практически не нужен. Самая важная операция, которую он выполняет, это набор координат пункта назначения. Здесь есть пять независимых систем отслеживания рельефа местности, так что мы всегда остаемся над пейзажем и не становимся его частью.

— Пять? Господи боже, — тихо сказала она заговорщицким тоном и наклонила к нему голову так, что ее длинные светлые волосы почти коснулись мягкого материала его рубашки. Она что — пытается с ним флиртовать или поддевает его? Несмотря на весь его опыт, он нередко не мог отделить одно от другого, когда имел дело с молодыми женщинами. — Зачем так много? — спросила она.

— А почему бы и нет? — возразил он. — Когда дело касается таких важных вещей, лучше перестраховаться. И потом, мне это ничего не стоит. Компания, которая делает эти системы и весь летательный аппарат, принадлежит мне, — сказал он, оглядываясь. Джаскен подстрелил еще одного дрозда, потом еще одного. — И вообще, пилот нужен только потому, что этого требует закон. — Он пожал плечами. — Я возлагаю вину за это на профсоюзы. Это кошмар моей жизни. Но я вот что хочу сказать, — проговорил он, постучав пальцем по обнаженной руке девушки — на ней было платье с короткими рукавами, до колен; казалось оно незатейливым, но в то же время и дорогим, — Лехктеви никакая не любовница.

— Скорее шлюха?

Вепперс снисходительно улыбнулся.

— Сотрудница. Прислуга. Просто ее услуги главным образом носят сексуальный характер. — Он задумчиво посмотрел на дверь, через которую вышла девушка. — Наверно, есть профсоюз и для женщин ее профессии. — Он перевел взгляд на Кредерре, которая вроде бы не слушала его. — Но среди моего персонала нет членов профсоюзов — я этого не допущу, — добавил он. — Дробление лояльности. Хотя это и означает, что мне приходится больше платить за ее услуги.

— Ах, как я вам сочувствую, — сказала она.

В этом замечании он услышал интонации Джуссере, ее мачехи. Когда-то та была его любовницей. Слишком давно, чтобы заводить теперь интрижку с Кредерре.

— Я знаю, что делаю, верно? — сказал он, решив, что уложить девицу в постель все-таки будет забавно. Этакая преемственность. Может быть, Джуссере даже запланировала это. В молодости у нее были экзотические сексуальные вкусы — кто знает? — У меня сегодня днем ужасно утомительные слушания, — сказал он, когда Джаскен выстрелил еще раз — уложил что-то крупное цвета меди. — Но вечером я свободен. Позвольте пригласить вас на обед. Есть какое-нибудь место, которое вы давно хотите посетить?

— Очень мило с вашей стороны. Выбирайте сами. Кроме нас — никого?

— Да, — ответил он, снова улыбаясь ей. — Я бы предложил отдельный кабинет. Хватит с меня на сегодня тех толп, что будут днем на слушаниях.

— Судебные слушания?

— К сожалению.

— Вы совершили что-то жуткое?

— О, я совершил много жутких вещей, — доверительно сказал он, наклоняясь к ней поближе. — Хотя, вероятно, вовсе не то, в чем меня обвиняют сегодня. Возможно, не то. Трудно сказать.

— Вы что — не знаете?

Он ухмыльнулся.

— Если откровенно — не знаю. — Он постучал, себя по виску. — Я ведь ужасно стар.

— Вам сто семьдесят восемь, да?

— Да, сто семьдесят восемь, — согласился он. Он вытянул руки, осмотрел свою подтянутую, мускулистую фигуру. — И тем не менее, я выгляжу… нет, вы сами скажите, как я выгляжу.

— Не знаю, — ответила она, скромно потупив взгляд. — На тридцать?

Значит, она пытается польстить ему.

— Между тридцатью и сорока — вот как я выгляжу. — Он широко улыбнулся. — Хотя аппетиты у меня двадцатилетнего. — Он пожал плечами, а она снова опустила взгляд. На губах ее играла улыбка. — Так мне все говорят. Но если откровенно, двадцать мне было так давно, что я и не помню. — Он тяжело вздохнул. — Точно так же, как я не помню подробностей того ужасающе древнего дела, которым меня собираются утомлять сегодня. Правда, не помню. Я не лгу, когда меня спрашивают, что я помню, а я отвечаю, что ничего. Ну просто не могу ничего вспомнить. Эти воспоминания должны были быть удалены много десятилетий назад, чтобы появилось место для новых.

— Правда?

— Это было неизбежно. Врачи настояли. Не моя вина, что суду теперь требуются именно эти воспоминания. Я бы хотел с ними сотрудничать еще более тесно, сказать все, что они хотят знать, но я просто не могу.

— Это все получается ужасно кстати, — сказала она.

Он кивнул.

— Да, я не раз уже слышал это слово в таком контексте. Кстати. — Он покачал головой. — Люди бывают такими циниками.

— Я знаю. Отвратительно, да? — сказала Кредерре, и опять Вепперс услышал интонации ее мачехи.

— Воистину отвратительно. Так вы принимаете приглашение на обед?

— Не знаю. Не уверена, позволят ли родители.

Он снисходительно улыбнулся.

— Это же обед, моя милая, а не секс-клуб.

— А вы и в секс-клубах бываете?

— Никогда. Вы ведь видели мой гарем?

— Видела. Вы такой бесстыдник.

— Спасибо. Я стараюсь.

— Меня удивляет, что у вас еще остается энергия, чтобы думать о других женщинах, нормальных женщинах.

— Но в этом-то и есть вызов, — сказал он. — Для простого секса, для удовлетворения потребностей девицы из гарема подходят идеально, они великолепны. Никаких осложнений. Но чтобы человек почувствовал себя… ценимым, нужным, он должен знать, что еще может вызвать у кого-то сексуальные желания… потому что ей этого хочется, а не потому, что это ее работа.