Не дав охваченной волнением Екатерине вымолвить ни слова, Генрих резко встал и покинул покои жены. Он поступал так всегда, когда был зол на нее.

Едва за Генрихом закрылась дверь, Екатерина, охваченная отчаянием, зарыдала. Снова долгие дни и ночи без Генриха, он теперь долго не будет приходить к ней. Снова одиночество и гнетущая тишина, а от тишины нигде не укрыться.

Да, она заступилась за Анну д’Этамп! Единственная, кто решился сказать слово в защиту женщины, от которой отвернулись сразу все. А как же иначе? Она часто вспоминала короля Франциска. Этого мудрого правителя уже не было на свете, но в сознании Екатерины прочно укоренилось чувство, что за ней долг, который должен быть оплачен.

Когда ей случалось вспоминать тех немногих людей, кто оказал на нее влияние в детстве и юности, – наставница монастыря Делла Мурате, Ипполито и, разумеется, Франциск, – Екатерина была абсолютно уверена в том, что именно великого правителя и мудрого мецената она может считать своим отцом.

Генрих долго будет сердиться, он злопамятен, ну что ж, зато она напомнила ему об обещании, данном отцу. Это был ее долг, и пусть негодует Диана, узнав о разговоре с Генрихом. Она не жалела о своем поступке. Смерть Франциска означала, что в ее жизни закончилась одна глава и началась другая.

Судьба возложила на нее ответственную миссию давать жизнь королевским детям. Это предназначение определяло высокий статус и уважение к первой даме королевства. Однако Екатерина и здесь оказалась исключением. Диана де Пуатье и ее окружение постоянно вынуждали Екатерину испытывать горечь унижения. Казалось, все поставили себе целью пользоваться ею в своих интересах, не спрашивая даже, нравится ли ей это. Екатерине надоело быть жертвой стечения обстоятельств.

Она опустилась на колени перед иконой Божьей Матери, стоящей в ее будуаре и освещенной двумя свечами. Склонив голову на руки, она долго молилась, чтобы дать сердцу успокоиться. Мало-помалу она пришла в себя и приняла решение: с этой минуты хитрость предпочитать любому виду оружия и отныне добиваться признания своего авторитета. Она сразу изменилась в лице: оно обрело выражение величия и хладнокровия.

– Что ж, борьба начинается! – эти слова она произнесла словно клятву.

Выйдя от Катрин, Генрих почувствовал облегчение – она сама совершила ошибку, которая с полным правом позволит ему долгое время избегать общения с ней. Визиты к жене по-прежнему являлись для него самой тяжкой повинностью.

По дороге в покои Дианы Генрих вспомнил слова отца, сказанные ему незадолго до смерти: «Запомни, Генрих, что я усвоил к концу жизни: любовницы и даже законные жены зачастую могут разрушать государства. Но Катрин не из этих созданий. Она умна и дальновидна, постарайся ее понять и сделать своим самым первым советником».

Бывали минуты, когда Генрих был готов согласиться с мнением отца и уделять жене больше внимания, но этот разговор с Екатериной, вставшей на защиту фаворитки отца, вновь вызвал в нем, не способном на жалость и великодушие в отношении врагов, неприязнь к жене.

Мрачные мысли короля развеялись, как только он приблизился к апартаментам своей единственной королевы.

Расчетливая и честолюбивая Диана, ставшая некоронованной королевой Франции, встретила Генриха в своих покоях, которые были более роскошными и величественными, чем покои Катрин, ослепительной улыбкой. Она нежно поцеловала его, притянула к себе так, что биение ее сердца эхом стало отдаваться в его груди.

Генрих засмеялся. В такие минуты ему казалось, что счастье вечно и что никогда не встретит он другой женщины, которая целиком бы овладела его помыслами, как Диана.

Он полностью доверял своей возлюбленной, поэтому, как только они уютно устроились у окна, он пересказал ей свой разговор с женой.

Диана удивилась:

– Катрин пыталась заступиться за Анну д’Этамп? Как это глупо с ее стороны… К чему бы это?

– Не волнуйся, дорогая. Она наверняка уже сожалеет об этом. Я никогда не допущу, чтобы Катрин вступила в заговор с твоими врагами. Твои враги – это и мои враги, – успокоил он ее.

Она прижалась к нему, словно прося защиты, и задумалась: «Почему Катрин взбрело в голову заступиться за моего злейшего врага? Как же она ненавидит меня! Я столько сделала для нее. Эта наследница итальянских торговцев стала матерью королевских детей лишь по моей милости и по моей же милости ей предстоит стать королевой Франции. Новое положение ей явно вскружило голову. Я заставлю ее понять, что только от меня зависит, сумеет ли она надеть корону на свою голову. А пока пусть подождет, помучается и смирится, а если не смирится пусть пеняет на себя. Коронация состоится не раньше, чем через два года. Я преподам ей уроки, в которых она нуждается, напомню, что ее желания мало что значат по сравнению с моей волей».

Диана подняла глаза и встретилась с восхищенным взглядом Генриха. Он выразил свой восторг вслух:

– Ты – чудесное видение. Не пора ли нам отправиться в королевскую сокровищницу?

Она кивнула в знак согласия.

– Тогда позволь предложить мне руку.

Диана послушно позволила себя увести.

Генрих с зажженным светильником в руке сам отворил большим ключом дверь сокровищницы. Это были просторные комнаты, где размещалось огромное количество сундуков и ларцев, в которых хранилось богатство королевской династии, привезенное со всех уголков земного шара.

– Диана, ты помнишь, я обещал тебе, что только ты единственная будешь королевой в моем королевстве. Я привел тебя сюда с единственной целью – чтобы ты оказала мне честь и взяла для себя все, что тебе приглянется.

Улыбка и восторженный взгляд Дианы, обращенный к Генриху, был красноречивее всех слов: она с нетерпением ждала этой минуты.

Они прошли в самую маленькую комнату. Почти все пространство в ней занимали несколько огромных сундуков с прочными железными запорами. Генрих поставил светильник на врезанную в стену полку, и с усилием открыл один из сундуков. Тяжелая крышка поднялась над феерией красок.

Диана с жадностью созерцала груды драгоценных камней всех размеров и всех оттенков, составляющих гордость французской короны, и алчность светилась в ее глазах. Но Генрих не замечал этого, любовь и желание положить к ногам прекрасной возлюбленной все сокровища мира ослепили его. В течение долгих лет он мечтал об этом мгновении. Генрих ласково глядел на свою богиню, убежденный, что именно она и никто другой достойна всех этих драгоценностей.

Руки Генриха достали тяжелое золотое ожерелье, а вслед за ним – такие же серьги. Огромные, необыкновенного блеска и чистоты рубины и безупречный крупный жемчуг были вставлены в оправы в виде цветов и листьев. Вздох восхищения приветствовал появление этого чуда.

– Погляди, какое диво! – произнес он.

– Я с радостью стану носить и это ожерелье, и эти серьги, потому что это твой подарок, – эхом откликнулась она.

Он провел пальцем по камням, передавая им свою нежность.