Вихтих поднялся на ноги и с ненавистью посмотрел на зевак.

– Я Вихтих Люгнер, Величайший… – но они уже отвернулись, забыв о нем.

Он стоял, глядя на спины собравшихся посмотреть на поединок.

«Я никогда не видел толпы с такого ракурса».

Он всегда был в центре. Вот где он должен быть. Вот где его место.

Толпа зашумела – кто-то из мечников удачно пошутил над соперником или же нанес особенно жестокое оскорбление.

Вихтих не расслышал, что именно. Он не мог этого вынести. Он не мог находиться здесь, на обочине событий, где на него никто не обращал внимания. Он должен пробраться ближе к центру.

Он принялся пробиваться сквозь толпу, изрыгая проклятья. Прихрамывая, спотыкаясь, он толкался локтями и рычал на любого, кто осмеливался взглянуть в его сторону. То, как они отводили глаза и уступали ему дорогу, ласкало его самолюбие, пока он не сообразил, насколько грязного урода они видят перед собой. Боги, у него же передний зуб выбит! Что ведет этих людей на самом деле – жалость к нему или страх?

Пробившись в первые ряды, он почувствовал себя немного лучше. Он слушал, как два мечника бахвалились друг перед другом, как дети.

Вихтих чувствовал себя ужасно. От зловония толпы, кислого пота и затяжных выдохов густой специи и гниющих зубов голова шла кругом. Кто-то сзади грубо пихнул его по почкам. Толпа. Жалкие мальчишки, распускающие хвосты друг перед другом. И никто, никто не обращал на него внимания.

Это было уже слишком.

Вихтих вытащил меч – осторожно, чтобы не вспороть простыню и чтобы она не свалилась ему под ноги. Он шагнул в центр круга. Хвала богам, что колени его не подогнулись при этом и он не растянулся на мостовой.

Он мрачно посмотрел на двух мечников, которые, в свою очередь, оглядывали его с тем интересом, который обычно вызывает особенно смачная сопля.

Вихтих поднял меч и взмахнул им в их сторону.

– Ну, давайте. Знаю я ваши подвиги – все, что вы умеете, так это отлизать ленивой козе. – Он произносил слова осторожно, чтобы не начать шепелявить из-за выбитого зуба. – Я прикончу вас обоих.

Один из мечников, высокий и стройный, с длинными руками, этим и опасный – он мог достать противника с очень большой дистанции, – испустил театральный вздох. Толпа рассмеялась, и ее веселье распалило Вихтиха еще сильнее.

– Полагаю, тебе придется подождать чуток, пока я разберусь с этим шибздиком, – высокий мечник кивнул на противника, который был заметно меньше ростом. – Согласен?

Выпрямившись во весь рост и стараясь, чтобы пронзившая левую ногу боль никак не отразилась на лице, Вихтих ответил:

– Я Вихтих Люгнер. Величайший Фехтовальщик в Мире, – он усмехнулся. – Не какой-то мальчишка, который только и умеет пускать пыль в глаза.

Ему вспомнилась Штелен, и он сплюнул под ноги противникам. В слюне оказалась изрядная примесь крови.

– Никогда о тебе не слышал, – сказал высокий мечник, разглядывая плевок на своем недавно чистом сапоге. – Проваливай, пока я…

– Вихтих Люгнер? – перебил его коротышка-противник.

Впрочем, если бы он не стоял рядом с этим высоким идиотом, то оказался бы совершенно нормального роста.

– Ребенком я видел вашу схватку с Блютигером Аффектом, – он скользнул взглядом по Вихтиху, и в его глазах промелькнуло сомнение и, похоже, разочарование. – Из-за тебя я стал мечником. Но я слышал, что ты мертв.

Вихтих усмехнулся, разогреваясь перед предстоящей работой, хотя больше всего на свете ему сейчас хотелось оказаться в мягкой постели.

– Был. Я вернулся, чтобы научить тебя, что значит быть настоящим мечником.

Высокий мужчина насмешливо, презрительно фыркнул.

– Посмотри на себя. Ты едва держишься на ногах. Ты воняешь и бесишь, я старался быть терпеливым, но на этом все. Проваливай.

Вихтих пошатнулся и не упал только потому, что ухватился за ближайшего зеваку. Выпрямившись, он ответил:

– Атакуй, трус. Вы, вы оба. Вы сплошное разочарование.

Он снова сплюнул и удивился, почему в плевке так много проклятой крови.

– Вы ше просто дети.

Невысокий мечник все еще смотрел на него, словно разрываясь между сомнением и преклонением.

– Шепростодети? – злобно ухмыльнулся высокий мечник. И обнажил меч. Целая вечность потребовалась на это, он все вытаскивал и вытаскивал его, клинок казался бесконечным. – Что случилось с твоими зубами, побирушка? Кто-то выбил их тебе за то, что ты слишком много болтал?

«Боги, такими руками и таким мечом он отсюда может заколоть кого-нибудь в Найдрихе».

Вихтих поборол желание прикрыть рот изувеченной левой рукой. Таким образом ублюдок засчитал бы очко в свою пользу. Вместо этого он широко и гордо улыбнулся.

– Наши шрамы напоминают об ошибках, которые мы совершили, – сказал он, припомнив, как Бедект говорил что-то подобное. – Ты не проживешь достаточно долго, чтобы заработать такие же, как у меня.

– Тебя давно не было, – сказал второй мечник. Он говорил почти извиняющимся тоном, и это разозлило Вихтиха больше, чем насмешки высокого ублюдка. – Никто здесь не слышал о тебе. Ты умрешь. Ты никак не сможешь победить нас обоих. Посмотри на себя. Ты выглядишь ужасно. Я помню, каким красивым ты был, просто само совершенство. А сейчас? Ты же валишься с ног.

«Этот маленький поганец пытается подорвать мою уверенность в себе, – понял Вихтих, едва тот открыл рот. – Он боится!»

– Уже лучше, – сказал Вихтих. Напряжение отпустило его, и даже боль утихла. Он находился на знакомой территории. – Прекрасная попытка посеять семена сомнения.

Он отважился отвесить изящный поклон, молясь, чтобы не рухнуть при этом на землю.

– Но ты сделал ошибку.

Мечник вроде как смутился:

– Неужели?

– Теперь все здесь знают, что ты слышал обо мне, – Вихтих рассмеялся. Это был фальшивый смех, но прозвучал он идеально. Уверенно.

«Я Величайший Мечник в Мире не потому, что искусно обращаюсь с клинками. Вот в чем мне нет равных».

– Теперь все знают, что ты боишься меня, – сказал он. – Все знают, что я вернулся из мертвых, – он скользнул взглядом по толпе. – Зачем же, как не исполнить свое предназначение? Неужели ты так хорош на мечах, что сможешь победить судьбу?

– Да, – ответил тот, обнажая клинок.

И вот уже Вихтиху противостояли двое мужчин с обнаженными мечами.

«Я попадал в переделки в тысячу раз сложнее, чем эта, и каждый раз выходил из них целым и невредимым».

Почему же ему тогда так страшно?

Стиснув левую руку в неуклюжий и уродливый кулак, он по привычке едва не потянулся за вторым мечом. По правде говоря, он носил два меча только потому, что ему нравилось производимое ими впечатление. Нравилось, как