и выжидающе посмотрел на Моргена. Он никогда не заговорил бы первым.

– Докладывай, – сказал Морген.

Он отправил большого териантропа разведать, что творится в башне на готлосской стороне моста. Мужчина нечеловечески быстро бегал, и ни один лучник не смог бы его подстрелить, если бы дела пошли слишком круто.

– На заставе было человек десять стражников, и где-то в два раза больше остальных – обслуга, мужья, жены и другие члены семей.

– Тебе не пришлось сильно возиться с ними?

Бюль покачал головой, и закованные в железо рога описали в воздухе восьмерки.

– Они мертвы.

Прикончить тридцать человек зараз и не вспотеть было вполне по силам Бюлю, но не в его стиле. И тем более, что у него не было четкого приказа сделать именно это.

«Очень похоже на Штелен».

Одна мысль о клептике заставила его почувствовать себя грязным, зараженным. Он выковырял засохшую кровь из-под ногтей и бездумно спрятал шелушку в карман.

– Как они умерли? – спросил он. – Это дело рук гайстескранкена? Кто-то еще напал на Готлос?

Териантроп пожал плечами и фыркнул, заставив закачаться тяжелое кованое кольцо в носу.

– Большинству из них перерезали горло или убили ударом ножа в спину. Некоторых – во сне.

Проклятье, описание точно подходило стилю действий Штелен. Она бы прошла сквозь эту заставу именно так. Но зачем она убила всех?

– Есть еще кое-что, – сказал Бюль.

Он качнул огромными плечами, кости и мускулы перекатились с таким звуком, словно где-то вдалеке заворчал гром.

Небо было затянуто тяжелыми тучами. Непрерывно моросил холодный дождь. Бог Геборене, защищенный верой своих последователей, оставался сухим. Морген кивнул териантропу, чтобы тот продолжал.

– Тела все раздеты. Их одежда, запасы продовольствия и оружие сброшены в выгребную яму.

Ветер переменился и донес до Моргена тошнотворный запах разлагающихся тел.

– Генерал Миссерфольг, – произнес Морген.

Он обернулся и обнаружил, что генерал в ожидании приказаний стоит прямо за ним.

– Отправьте людей. Мертвых – похоронить, заставу – занять. Мы наведем здесь порядок, прежде чем двигаться дальше. Теперь это часть Зельбстхаса.

Миссерфольг поклонился, но брови его вздернулись – он явно хотел что-то возразить.

– Да? – спросил Морген.

– Это нас задержит. Нам следует двигаться дальше. Тогда завтра мы будем в Унбраухбаре, а через два дня – в столице.

Морген обрушился на генерала:

– Двигаться дальше? Оставить весь этот бардак? Это… – он указал на башню и смердящие трупы в ней. На берегу, принадлежащем Зельбстхасу, сочная зелень покрывала пологие склоны холмов; южный, готлосский берег Флусранда представлял собой грязные камни и перемешанную с камнями жижу. – Я же только что сказал тебе: теперь это – часть Зельбстхаса.

«И я сделаю это место совершенным».

– Чем больше времени мы дадим королю Шмуциху на подготовку…

– Ты говоришь мне, что Зельбстхас может сочиться скверной, но для тебя это неважно?

– Нет, этого я не говорил. Но это ведь на самом деле не Зельбст…

Морген усилием воли повалил генерала Миссерфольга на землю и вдавливал его в грязь до тех пор, пока сдавленные стоны идиота не стихли.

– Разве я не сказал, что теперь это – тоже Зельбстхас?

Генерал пускал в грязи пузыри, грудь его тяжело вздымалась, он отчаянно дергал ногами.

– Разве я только что не сказал тебе, что теперь это – Зельбстхас, ты, козел драный?

Он наклонился и рявкнул мужчине в затылок:

– Зельбстхас будет совершенен! Всегда! Везде! Здесь! В Послесмертии! Ты меня понял?

Морген глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и отпустил генерала. Миссерфольг перевернулся на спину, кашляя. Грязь вылетала у него даже из ноздрей.

– Ты знаешь, почему ты до сих пор жив? – спросил Морген.

Миссерфольг уставился на него. Бюль поднялся и встал рядом с Моргеном. При виде териантропа глаза генерала расширились. Териантроп снял свой чудовищный топор с плеча и держал его одной рукой, готовый защитить своего бога, если в голову Миссерфольгу придет что-нибудь опасное.

– Ты до сих пор жив, – сказал Морген, – потому, что я не хочу, чтобы в Послесмертии мне служили некомпетентные идиоты.

Он окинул взглядом свое войско – вся армия собралась у моста. Люди стояли плотными рядами, выстроившись в идеальные шеренги, готовые пересечь мост по его команде.

«По моей команде».

– Ты отстранен от должности, – сказал он Миссерфольгу. – Я поведу эту армию.

Миссерфольг не предпринял ни единой попытки подняться; он так и лежал в грязи, с самым несчастным видом глядя на своего бога, которого подвел. В глазах генерала заблестели слезы. Морген ощутил жалость к нему, но подавил ее. Кёниг никогда бы не поддался такой жалкой эмоции, а теократ был самым эффективным правителем, которого он когда-либо встречал.

«Но это неправда», – сказал Нахт, промелькнув в маслянистой луже.

«Кто же тогда?»

«Эрбрехен, Поработитель»

«Я не хочу…» – но Нахт уже исчез.

Эрбрехен Геданке, гефаргайст-Поработитель, смог подчинить себе даже Гехирн – хассебранда, некогда исполнявшую волю Кёнига, а теперь Моргена. Тошнотворный слизень управлял толпой своих почти безмозглых последователей благодаря своей непоколебимой потребности в поклонении. Морген подобной потребности не испытывал, но привлекательность подхода осознавал. Если бы последователи Геборене беспрекословно подчинялись каждому приказу, не перетолковывая его слова по-своему, идеальный мир был бы создан им, Моргеном, гораздо быстрее. Морген нахмурился, борясь с искушением. Люди были явно несовершенны и постоянно принимали неправильные решения. Если лишить людей возможности принимать ошибочные решения, сделает ли их это более совершенными?

Но кто же тогда будет принимать решения?

«Я еще не достиг совершенства».

И он нуждался в вере своих последователей в собственное совершенство, чтобы однажды достичь его. Требовала ли она большей свободы воли, чем позволял тот уровень контроля над сознанием своих поклонников, который использовали Поработители? Не станет ли бездумная преданность, в свою очередь, изъяном? Разум его оказался в логической ловушке, из которой не мог выбраться.

Он взглянул на Миссерфольга. Тот все еще всхлипывал и стонал в грязи. Эрбрехен был могущественным Поработителем, но не особенно хорошим лидером. Он мог вообще позабыть о своих фанатиках, и тем приходилось голодать или не мыться месяцами. У Моргена получится лучше.

«Практика – вот путь к совершенству», – сказал Нахт, снова показавшись в грязной луже.

«Я думал, что ты ушел», – с досадой заметил Морген.

«Присматриваю за Вихтихом. Нелегко ему приходится».

«А тебе не все равно? Почему же?» – спросил Морген.

Нахт пожал плечами, мутная лужа пошла рябью.

«Он мне нравится. Но я вернулся не для этого. Я хочу, чтобы ты задумался над тем, что я сказал».

Морген прокрутил в памяти его слова.

«Что практика – путь к совершенству?»

«Да, об этом».

«То есть вернулся, чтобы осыпать меня банальностями».

Нахт рассмеялся, показав испорченные