– А твой отец?

– Мой отец, мой дядя, я и Михаил. Этого слишком мало. Пани Новицкая не участвует в делах клана вообще, она отстранилась после гибели сына.

– И так и будет тянуться?

– Узнаем имя ведьмы, хотя бы от твоей сестры, и мы с братом ее убьем. Будет так.

– А если сестра не скажет?

– Скажет, рано или поздно, – спокойно сказал Марьян.

Деревянные качели тихо поскрипывали, железные цепи, на которых они держались, слегка холодили ладонь. Солнце, прячась за ветвями деревьев, кидало теплые пятна на траву. Нам было очень хорошо вдвоем, я знала, что Марьяну тоже нравятся эти тихие, спокойные мгновения, эта остановка в бесконечной борьбе с темными ведьмами. Он развернулся ко мне и смотрел внимательно, не отводя взгляда, и его зелено-карие, такие переменчивые глаза казались невероятно близкими и завораживающими.

– Ну же, Мирослава, – очень тихо произнес он, касаясь моей руки, – позволь себе влюбиться.

Я молчала, потому что слова не шли на ум. Я терялась в этом тихом покачивании, в сиянии летнего солнца и внимательном взгляде Марьяна.

Я знала, что Марьян хочет меня поцеловать. Но он смотрел и молчал, ожидая, что я тоже этого захочу.

И в этот момент мне на «Вайбер» пришло сообщение.

«Как дела? Что делаешь?» – писала Снежанка.

«Все в порядке», – коротко ответила я.

«Дело в том, что я всегда влюбляюсь в твоих парней», – последовало сообщение.

Я уставилась на него, после посмотрела на Марьяна и засмеялась.

– Ты чего? – не понял он.

– Похоже, моей сестре теперь нравится Матвей. А Богдан оказался не у дел.

– Богдан – это идея твоей матери, а не Снежаны, – заметил Марьян. – Напиши, пусть приезжает.

Я написала.

«После обеда, ближе к вечеру», – ответила сестра.

«Так уже вечер».

«Ну, посмотрим».

– Она всегда влюбляется в моих парней, – пробурчала я. – Да ерунда это. У нее еще ни разу не было нормального, настоящего парня. Думаешь, Матвею она может понравиться?

– Матвею нравишься ты.

– Откуда ты знаешь?

– Это видно.

Я открыла было рот, чтобы возразить, – хотя Марьян был человеком проницательным, ничего не скажешь, – как на «Вайбер» снова пришло сообщение, на этот раз от Матвея.

«Скарбник сбесился. Приезжай быстрее».

Матвей никогда не просил о помощи, поэтому я тут же соскочила с качелей.

– Матвею нужна помощь, – сказала я, быстро глянув на Марьяна, и мы помчались к машине что есть духу.

Едва он увидел Мирославу в этом длинном вишневом платье, с убранными в замысловатую прическу волосами – такую необычную, такую невероятную, такую странную, – как его сердце остановилось. Он смотрел и смотрел на эту девушку, и мир кружился вокруг, и высоко в небе сияли звезды, и до боли, до горечи щемило сердце.

Потому что рядом с ней шел высокий парень в черно-серебристой маске, и это был Марьян. Марьян держал ее за руку, и они так подходили друг другу. Марьян и Мирослава были замечательной парой, и Матвей понимал, что ему уже никогда не стать близким для этой девчонки.

Похоже, она нашла того, кто отвечал на ее вопросы и исполнял ее желания. И дело тут было не только в решении старой загадки. Матвей видел, что между этими двумя что-то происходит, прямо сейчас, на выпускном. Под музыку Скрябина, под звуки гитары и мигание огней.

Так, значит, проклятие Желанной лежит на семье Вивчаров. Неожиданно, но лучше Марьян, чем кто-либо другой. Лучше, чем человек, исполненный темной силы, чем мрачный колдун, сломленный Желанной. В том, что книга ломает человека, Матвей не сомневался.

Да, Мирослава и Марьян очень подходили друг другу. Великолепная пара, и так, видимо, и должно было быть. Поэтому Матвей не стал просить о танце, вздыхать и таращиться на этих двоих, как отверженный ухажер. Вокруг было достаточно девчонок, и все они сегодня блистали и сияли. И почти все хотели танцевать с Матвеем, даже гордая Соломия поглядывала на него с искрой во взоре и красноречиво улыбалась, словно желала сказать: «Ну же, смелее, сегодня и тебе улыбнется удача».

Впрочем, Соломия весь вечер принадлежала Григорию Луше. Тот увивался вокруг нее и даже станцевал медляк под песню Эда Ширана.

Сам выпускной и факт того, что он, Матвей Левандовский, наконец-то покидает безопасные стены школы, не впечатлял и не удивлял. Это давно надо было сделать, не стоило оставаться на второй год и прятаться за амулет из ягод кладбищенской рябины и заговоренных бусин.

Теперь это стало особенно понятно.

И когда на следующий день Марьян и Мирослава уехали вместе на черной «Дачии Логан», это тоже показалось естественным и нормальным. Так и должно было быть. Мирослава наконец нашла настоящую любовь, а не то, что было с умным и неинтересным Богданом.

Матвей занялся ужином, предполагая, что вечер они проведут втроем, снова за игрой в карты и просмотром сериала. Начистил картошки, замариновал четыре куриные голени и замесил тесто на маленькие печеньки.

То, что в доме происходит что-то неладное, он понял не сразу. Когда на кухне, громко хрустнув, разлетелась на мелкие осколки энергосберегающая лампочка, Матвей спокойно убрал осколки, вымыл пол и открыл окно. Но когда внезапно загорелось кухонное полотенце, он всполошился. Конечно, он неосторожно положил его рядом с плитой, но ведь плита была выключена, ни одна конфорка не пылала голубым пламенем.

Забеспокоившись, Матвей выглянул на веранду, осмотрелся. Последствия пожара он давно ликвидировал, покрасив столбики привычной белой краской. Да и на кухне висела новая штора, а стена была покрашена. Только стол все еще находился в мастерской, ожидая, когда руки хозяина доберутся и до него.

Ничего подозрительного. Вокруг дома по-прежнему лежал круг кладбищенской земли и соли, который Матвей предусмотрительно обновлял время от времени. Качались тюльпаны, цвели кусты сирени. Все казалось мирным и спокойным.

Но едва Матвей вернулся на кухню, как на него кинулся Скарбник. Обнаглевший котяра заметно увеличился в размерах и теперь напоминал небольшого терьерчика. Его когти прошлись по плечам Матвея, оставляя красные полосы, а зубы едва не задели щеку. Матвей с трудом оторвал от себя ставшую слишком сильной зверюгу и заорал, отбрасывая кота в угол:

– Ты сдурел? Чего тебе не хватает?

– Это тебе не хватает! – промурлыкал тот и нагло осклабился прямо в лицо Матвею.

Вздыбил хвост трубой и вдруг, заскочив на стену, пробежался по ней, как человек-паук с четырьмя лапами и длиннющим черным хвостом.