Старый Карлин как узнал, кто в заговоре участвовал, сразу отказался дочь свою единственную замуж за сынка Зимавы выдавать. Прелеста только с облегчением вздохнула, когда поняла, что астролябия ей за так достанется, не надо за-ради звездной науки под венец идти.

А князь все ни на что решиться не мог. Как же вдову отца на плаху своей волей отправить? Женщину пожилую благородную, вместе с лихими людьми, что грабежами на тракте промышляют, при народе казнить? Да, и помиловать Зимаву нельзя — то Владивой тоже понимал.

Всю тяжесть того решения Прозор на себя принял. Пока прикормленные Зимавой людишки бунт в терему учинить не успели, уж поторопился. Пообещал бабе, что, коли она сама, как Липа, по-тихому к праотцам уйдет, не коснется злая доля ее детей. Из терема Белояра попрут, разумеется, да уж губить никого не будут. Дочери при мужьях так и останутся, Сулимир служить в дружине продолжит, да балбеса Белояра тоже к делу какому полезному приставят.

Раньше следовало то Прозору распознать — серьезно призадуматься, почему Белояра ничему мать не обучает. Все бездельники рано или поздно править рвутся — так уж давно заведено, потому с лодырей особый спрос, пристальное к ним внимание надобно.

Уговорили Карлина до конца седмицы в терему остаться. Вдруг еще кто из злодеев себя проявит, другие яды обнаружатся, чтоб зазря гусей-лебедей лишний раз туда-сюда по небу не гонять. Понятно уж всем, что остались повсюду помощники Зимавы, долго она себе людей подбирала, прикармливала да к смене власти в терему готовила.

Работы у Прозора на полгода вперед теперь — кажного из служилых людей лично проверять станет.

Народу объявили, что вдова Вязеля Зимава от печенки больной померла — не выдержала та нагрузки праздничной.

Прелеста, уж с отцом в терему осталась, поручили ей раны Славкины два раза в день обрабатывать, тряпицами чистыми перевязывать. Княжичи малые тоже от няньки ни на шаг не отходят, заботятся, как умеют — калачи маковые таскают, цветочки в садике срывают да ей несут, кормят ее с ложечки сами — никого из слуг не подпускают. В садах первая вишня пошла, уж полные плошки любимой Славке несут.

Звали их к Зую гвоздь ковать, уж очень они того ждали, да отказывались идти, чтобы Славке одной грустно не сделалось. Пришлось ей вместе с ними к ковалю топать. Гвоздь, что выковали, няньке любимой и подарили. Попросила Славка шнурочек к нему привязать, носить обещала гвоздок кривенький как самое дорогое украшение, потому как с любовью он кован, без умения, да с превеликим старанием.

Посмотрела Прелеста на тот гвоздик на тонкой шейке нянькиной, да отыскала в своей шкатулке три бусины драгоценных. Подарок дочке лекаря сделали от княжеского двора — просили принять с извинениями за то, что свадьба у девки сорвалась.

А Славка все сказки малым сказывает, ладони обожженные, — в том деле не помеха. Прелеста раны нянькины на руках обрабатывает, да тоже слушает, улыбается.

Взялась Славка в один вечер княжичам про Макошь рассказывать, про дочерей ее — Долю и Недолю, как судьбы людские плетут.

— А хотите на небе богиню древнюю покажу? — Прелеста вдруг предложила, когда сказка у Славки закончилась. — Звездочками яркими Макошь по ночам светит, с древних времен на людей с небес поглядывает.

Да, уж кто от такого откажется?! Нежданке все-все про Макошь интересно. Чувствует она незримую связь свою с великой богиней. Кабы не Макошь, давно бы уж, поди, и не было бы ее, дедовой горошинки, на белом свете, а она вона как — до княжьего терема докатилась. Бережет Макошь сироту — иначе ничем и не объяснить чудеса такие.

Еле дождались все вечера позднего, когда в ясном небе звезды загорелись. Олег с Игорем упросили матушку не отправлять их спать ради такого случая. Все вместе в садик вышли — Прелеста да Славка, малые княжичи, сама княгиня Рогнеда, да еще пяток дружинников, что к ним Прозор приставил, один из них — с факелом дорогу освещал.

Услал всех малиновых из терема Прозор, за реку подальше. На их место дружинников вызвал, из тех, что никогда и не бывали в княжьих хоромах, чтоб уж точно не успели сговориться с Зимавой.

Встала Прелеста среди шиповника, чтобы Батюшка Дуб своими ветвями небо ночное не загораживал, да всех к себе позвала:

— Видите семь звездочек ярких, что в ковшик с длинной ручкой сложились? — показывает княжичам да Славке тонкой веточкой.

Задрали все головы, ковшик ищут, а в небе ясном звездочек больше, чем ягод в лесах. Никогда уж не думала Нежданка, что в небесах фигуры какие отыскать можно, что сама матушка Макошь там обретается.

Куды смотреть? Растерялись все, даже княгиня.

Посветил факельщик на дорожку песчаную, нарисовала Прелеста веточкой, как ковш тот выглядит, звездочки лунками поглубже обозначила. Теперь уж вроде понятнее, что в небе высматривать надобно.

Сызнова все ввысь взгляды уперли, ищут во мгле ночной ковш звездчатый. Прелеста веточкой рябиновой показывает, откуда ручка у ковша начинается. Проследила Славка за рябинкой сломленной да углядела. Весь ковш целиком уж на небе видит — чудо, да и только! Сколько раз на звезды смотрела, а не замечала никогда, что порядок там какой есть.

— Говорят, что имя Макошь означает «Мать» и «ковш», — Прелеста тем временем всем рассказывает. — Хотя там много других толкований есть… Мне то пояснение самым простым и понятным кажется. — Ковш на небе все ж видят, с тем никто спорить не станет.

— Что ж это за «Мать ковша» такая? — усмехнулся в усы старый факельщик.

Слова ему при княгине никто не давал, да и не запрещали никому высказываться, коли уж вместе все под звездным куполом собрались.

— Ну, «ковш» — это как символ жизни, — наморщила лобик Прелеста, подбирая слова понятные. — Ковш вмещает в себя… Все! Что хошь — то и вмещает… И жизнь человеческая тоже вмещает всякое — и горести, и радости… Чем уж сам человек ее наполнит, что люди да боги в тот ковшик подбавят, то и расплещется… Матерь жизни она — Макошь… Всем на земле ведает… Звездами в ночи сияет, пути земные