Мы уже спустились обратно на первый этаж, гуляем мимо аксессуаров и сверкающих модных украшений и договариваемся подарить Лоре бутылку хорошего вина, когда Эмили замечает книжный.

– Ооо, все лучше и лучше! – восклицает она и устремляется вперед, как будто только что увидела среди книг свою любимую писательницу собственной персоной.

– Секундочку, юная леди, – обращается к ней молодой человек примерно тридцати лет с аккуратно подстриженной трехдневной щетиной и серьезным выражением лица. Я мгновенно настораживаюсь.

Эмили удивленно поворачивается к нему, тот наклоняется и говорит ей что-то, чего я не могу разобрать. У Эмили испуганно расширяются глаза. Она мотает головой и в поисках помощи оглядывается на меня.

Однако я не могу ей помочь.

Я оцепенела. Застыла как камень. И так же похолодела.

Я цепляюсь за это оцепенение изо всех сил.

Я не могу сейчас сбежать!

– Это какое-то недоразумение! – слышу я голос Эмили. Странный шум и звон заглушают ее слова.

Это не недоразумение. Все как тогда. Точно как тогда.

– Значит, нужно его прояснить. Решать вам. Можете пойти со мной, не привлекая внимания. Или я вызову полицию и буду вынужден задержать вас до их прибытия.

Я не могу сбежать!

Каким бы сильным ни был порыв.

Эмили издает высокий, задыхающийся звук.

– Но я же ничего не…

– Хотите, чтобы полиция разобралась с этим вместо вас?

Мысли несутся вскачь и тем не менее кажутся мне невероятно тяжелыми и вялыми. Слишком медленными.

Не знаю, что делать. Знаю только, что нельзя поддаваться причиняющему почти физическую боль инстинкту бежать – быстрее и как можно дальше. Нельзя бросать Эмили.

Та судорожно оглядывается по сторонам. Кто-то уже начинает перешептываться.

Ноги у меня замерзли и отяжелели, но я делаю шаг вперед и встаю рядом с ней.

– Что вам от нее нужно?

Дыхание сбилось. Надо срочно взять себя в руки.

– Боюсь, – произносит мужчина со скучающим выражением лица, – эта юная леди положила к себе в сумку то, что ей не принадлежит. Я детектив торгового зала. Желаете, чтобы я представился?

Нет. Не Эмили. Не может быть.

– Но я ничего не крала! – уверяет Эмили, наполовину возмущенная, наполовину встревоженная.

Не Эмили. И не… пульс зашкаливает, сердце бьется громко и быстро.

Молодой человек достает из-под воротника рубашки ламинированную карточку. Я уставилась на нее, но все равно не различаю ни одной буквы.

Это кошмарный сон. По-другому просто не может быть. Потому что не может быть, чтобы все повторилось! Просто не может. Меня всю трясет.

– Мне вызвать полицию? – спрашивает мужчина, он говорит почти с жалостью, будто хоть немного понимает, что сейчас творится у меня внутри. Но, конечно же, это не так… и он так же смотрит на Эмили, на чьем лице сменяют друг друга замешательство, страх и возмущение. Она собирается что-то ответить, и меня охватывает паника при мысли, что она скажет «да» и он действительно вызовет полицию.

– Нет! – поспешно выпаливаю я. – Никакой полиции. Мы пойдем с вами.

На меня потоком обрушиваются образы.

Тогда в «Harrods» я потеряла Тристана в толпе, занервничала из-за огромного количества людей. Возможность представилась внезапно и показалась очень удачной. Сработала рефлекторная реакция; я не задумалась ни на секунду.

И допустила роковую ошибку.

Тот мужчина был старше. Выше. Я не запомнила почти ничего из его внешности, кроме злорадной ухмылки, и еще удивилась, как это ужасно непрофессионально. Чуть позже я оказалась не у него в кабинете, а в переулке за универмагом, прямо возле пандуса для разгрузки товаров.

– Если хочешь обойтись без полиции, солнышко… – заявил он, вцепившись одной лапой, как тисками, в мое запястье. Вторая неожиданно очутилась у меня на лице, накрыв пальцами рот, так что я почувствовала запах его потной ладони, – то просто будь со мной поласковей.

Я отбрасываю эти картинки. Тогда было совсем иначе. Все было совсем иначе.

Эмили беспомощно поворачивается ко мне, пока детектив ведет нас сквозь толчею.

– Я ничего не брала, – шепчет она. – Правда не брала.

– Знаю, – уверяю ее я. – Я знаю. – Вот только не знаю, не…

Мы заходим в дверь с надписью «Только для персонала», за которой начинается коридор. Когда дверь за нами захлопывается, смолкают голоса сотен покупателей вместе с льющейся из колонок музыкой, и тут же становится тише. Из одной открытой комнаты доносится тихое бурчание кофемашины. Остальные двери закрыты, мы минуем раздевалку и туалеты для сотрудников.

Эмили ничего не крала.

Однако правда такова: я не знаю, не украла ли что-нибудь я.

Психолог, с которой я работала несколько лет назад, упоминала, что подобное может произойти. Что подавление навязчивой идеи способно привести к диссоциативному расстройству, и впоследствии я не вспомню, сделала я что-то или нет, потому что мое сознание на краткие мгновения отделится от запретного действия.

Я ей не поверила. Решила, что она зря сгущает краски. Даже злилась на нее, так как она продолжала говорить о причинах, которые я уже не в силах изменить.

Теперь же я жалею, что не слушала ее на случай, если начнется как раз нечто подобное: когда я окончательно сойду с ума. Еще больше, чем раньше.

– Билли? Не плачь. – Лишь после тихой просьбы Эмили я замечаю слезы у себя на щеках. Глубокий вздох. Без паники, соберись!

Детектив приводит нас в помещение со столом и парой стульев. Вдоль стен громоздятся коробки с пакетами «Harrods» и поддоны с бессчетными рулонами чековой бумаги. Он закрывает дверь, и у меня тут же появляется ощущение, будто что-то сильно давит на грудь.

– Сейчас у нас два варианта, – спокойно объясняет мужчина. – Я обыскиваю ваши сумки и убеждаюсь, что в них нет ничего, что вам не принадлежит. Вы, конечно, не обязаны на это соглашаться. В таком случае я вызываю полицию.

Я дрожу как сумасшедшая, и это видно всем. Пожалуйста, пожалуйста, никакой полиции. Ничем хорошим это не закончится.

Эмили без колебаний ставит свою сумочку на стол, и я повторяю за ней.

– Мы ничего не крали, – объявляет она.

Засучив рукава, детектив демонстрирует нам пустые руки как доказательство того, что он ничего нам не подсовывает. Затем начинает обыскивать сумки: сначала мою, потом – Эмили.

У меня кровь стынет в жилах, когда он с абсолютно пустым выражением лица вытаскивает что-то из сумки: серебряный браслет с блестящими подвесками из ярко-синих и прозрачных камней. На нем болтается ценник.

– Я это не брала! – кричит Эмили, отшатываясь назад. – Я бы никогда…

Мне безмерно ее жаль. Она должна была великолепно провести день, повеселиться. А теперь?

Это моя вина. Это может быть только моя вина.