Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Типчак? Неля? – Михаил засмеялся: – Ничего себе, вот совпадение! Я же с ней учился в школе! Тогда все ясно, она уже тогда такая была! Половина пацанов из нашего класса ее имела!
– И вы?
– Я первый был! А потом она в разнос пошла. Тогда все ясно, тогда вопросов нет, у нас только так и зарабатывают!
– Конечно! – засмеялась женщина.
А потом спросила грустно и негромко:
– Мишечка, неужели не узнал?
Нога Михаила машинально нажала на тормоз, но тут же отпустила, машина на ходу будто споткнулась и продолжила движение.
– Сразу можно было сказать? – недовольно спросил Михаил.
– Хотела, но как-то… Сомневалась, ты или не ты. А потом ты заговорил, и я…
Михаил понимал, что у нее есть повод для упреков, чувствовал себя отчасти виноватым. Он очень не любил чувствовать себя виноватым. И, упреждая претензии, сказал:
– Ну да, чуть-чуть сбрехал насчет тебя. Но в основном прав, я у тебя первый был, ведь так? А как ты себя потом вела, я не знаю, но догадываюсь.
– Да? Какие вы все догадливые, …! – Нина закончила хлестким матерным словом.
Михаил знал эту повадку начальственных дам, они иногда матерятся круче, чем мужики, показывая этим, что ничем не хуже окружающего мужского пола.
– Нет, а как ты со мной поступила? – возразил он. – По-б…ски ты со мной поступила, скажешь, нет?
– Это в чем выражалось? Конкретно? Я разве после тебя сразу с кем-то другим начала чего-то?
– А почему тогда?
– Что почему?
– Почему тогда послала?
– Я не послала.
– Тогда что это было?
– Все было правильно. И чего ты хотел? Пожениться? И что было бы? Жена начальница, муж шофер?
– А кто тебе сказал, что я прямо мечтал шофером стать? Ты мне весь интерес к жизни подорвала, ясно?
– Не надо, Мишечка.
– Чего не надо?
– Ругаться не будем. Все в прошлом.
– К счастью!
До самого ее дома ехали молча. Михаилу не хотелось спрашивать ее о муже, детях и тому подобном. Не потому, что опасался взревновать, просто – неинтересно.
И она ни о чем не спросила, ей тоже было все равно. Быстрей бы доехать.
Доставив ее, Михаил нетерпеливо, но при этом не нарушая правил, поехал домой. Дома с аппетитом поужинал, он любил этот свой вечерний заслуженный аппетит. Выпил. Выпил еще, с учетом завтрашнего выходного. Поиграл на бильярде. Успокоился, сказал себе, что все к лучшему, не было бы ему счастья с этой сучкой начальственной. И лег спать.
Жаль
Мы оба были богаты, здоровы, молоды и настолько хороши собой, что в ресторанах, на концертах нас провожали взглядами.
Знаете, когда красивый юноша, молодой мужчина, здоровый, умный, не выполняет своего предназначения, то есть не любит какую-то девушку или женщину, вообще никого не любит, кроме себя, да и себя не любит, меня просто зло берет.
А он был очень красивый. И лоб высокий, очень высокий, из-за этого казалось, что рано лысеть начал. Черноволосый, глаза жгучие, губы четкие, зубы белые. И вот представьте, жует он этими зубами какую- то веганскую травку и толкует про то, что трупоедение делает людей зверьми. Сводить бы всех на скотобойню, в рот бы мяса не взяли.
– А ты сам был? – спрашиваю.
– Нет, но представляю. Фантазия развита.
Ну да, ну да. Я знаю мальчиков с развитой фантазией. Сидят на порносайтах и фантазируют.
Но нет, он не такой. Ни-ни, никаких порносайтов. Только про природу. Дискавери, Би-би-си, Нэшнл джеографик. Ботаник не просто типичный, образец для ботаников.
Я ему:
– Ты, может, поступишь в Тимирязевскую академию? Будешь цветочки сажать и пшеницу, как яровую, так и озимую.
– Нет, – говорит, – я в Москве не хочу учиться. Проклятый город.
– Да ты тут два дня всего, когда успел разглядеть-то?
А прислала его несчастная мать, моя семиюродная тетка. Ариночка, сказала, умоляю, пристрой куда-нибудь моего дурака, учиться или работать, ему уже двадцать лет, а до сих пор на моей шее!
Ну, шея у тетки крепкая. На этой шее пять магазинов дамского белья и собственное производство, дом за городом, двухэтажная квартира в Саратове, личный шофер, личный массажист. Личные любовники, полагаю, тоже есть. Вот сын и околачивает груши на мамкины деньги, один он у нее.
Я говорю:
– Зачем ты тогда в Москву приехал?
– Убедиться, так ли тут все плохо.
– Убедился?
– Еще хуже, чем я думал. Такая же бездуховность, как у нас, погоня за материальными благами.
– Постой, я телевизор выключу.
– А разве работает?
– Нет? Значит, это ты сейчас сказал?
– Смеетесь, Арина Владимировна, а я серьезно.
– Э, э, малыш, какая я тебе Владимировна, мне тридцать три года всего. Возраст Христа, начало славных дел! И на «ты», окей?
– Много у нас американизмов в речи.
– Блин, ты можешь нормально говорить, без проповедей? Ой, прости, выругалась! Но блин – наше слово? Можно?
– Можно.
– Спасибо.
Даже врать не буду, у меня сразу же возникли в его отношении грубые эротические мысли. Говорю:
– Хочешь увидеть гнилую роскошь Москвы во всей красе? Будет тут тусовка – актеры, актрисы, режиссеры, продюсеры. Цвет кино и телевидения. То есть плесень. Насладишься этим отвратительным зрелищем.
Он говорит:
– Если только для изучения нравов.
– Ну, нравов там никаких нет, зато типажи интересные.
Поехали. Я почему его на эту тусовку потащила? Там очень агрессивная половая среда. Женщины обнажаются, выставляют себя, мужчины не отстают. Это заводит, по себе знаю.
Едем. И опять мне досадно. Мы сидим в моем новеньком «порше кайен», на приборной доске датчики, стрелки, цифры, все мерцает, как на космическом корабле, музыка тихая, уютная, кресла кожаные, запах очаровательный, за окном вечерняя Москва во всей красе – Новый год на носу, иллюминация везде, очень красиво, я сама сногсшибательная рядом сижу, а он уставился куда-то в свое внутреннее пространство, ничего не видит и не слышит.
– Можно узнать, о чем думаешь? – спрашиваю.
– Думаю, какая глупость – лампочки на деревья вешать.
– А. Ну-ну.
Приехали. Самые знаменитые люди нашего времени собрались, все меня знают, все мне улыбаются, обнимают, воздух у личика целуют, общее обожание, и это понятно: многие в моих руках побывали, я в топ- рейтинге косметологов, омолаживаю лица за пять сеансов на десять лет, современные методы, лазер, вакуум, ультразвук, это была рекламная пауза, продолжим. Самое удивительное, что он никого не узнал. Я даже не поверила. Хорошо, ты не смотришь телевизор, я тоже не смотрю, но есть же интернет, его открыть нельзя, чтобы чья-то
