Женщины на некоторое время примолкли, разглядывая нас. Мне показалось, в основном смотрят на меня.

Еще со времен службы в надзирателях я знала, что в таких местах часто заранее знают, кто к ним прибывает с этапом, иногда даже раньше, чем охрана.

Еще тогда я потратила немало времени, пытаясь разгадать, как все-таки работает этот «тюремный телеграф». Ждать хорошего отношения от них мне не приходилось. Тем более тут вполне могли быть те, кого я охраняла когда-то.

Ко мне направилась худая гибкая девушка с лиловым синяком под глазом.

– Привет! – обратилась она ко мне, как будто мы встретились где-нибудь в парке или на пляже. – Ты, что ли, та лейтенантиха, которую к нам закатали? Я – Змейка. А как тебя?

– Мидара, – пробормотала я, но вспомнила, что приговоренные лишаются своих имен, как прежде я потеряла фамилию предков.

– Пиранья, – сказала я чуть погромче, вспомнив свое прозвище в Страже.

– За что к нам? – доброжелательно осведомилась она.

– Заговор и измена, – не уточняя ничего, удовлетворила я ее любопытство.

– Солидно! – Она посмотрела на меня с явным уважением.

Тут наша беседа прервалась. Одна из женщин, вставая, случайно задела блондинистую здоровячку, и та со всего маху влепила ей оплеуху. Жертва лишь сжалась в ответ, что-то жалобно забормотав.

Затем блондинка смерила меня взглядом, даже сделала пару шагов в мою сторону, но потом отвернулась, недобро осклабившись. Я заметила, как напряглась и тут же с облегчением вздохнула Змейка.

– Видишь? – кивнула в ее сторону девушка. – Это Кобыла, она тут масть держит. Вернее, пробует. Ты это, подруга, держи с ней ухо востро – она в надсмотрщицы пролезть думает.

У одной из женщин, еще юной, но уже увядающей, на глазах была повязка.

– Глянь, – моя новая знакомая указала на нее, – это Каро. Раньше она в веселом доме в столице работала. Обворовала клиента, а тот оказался какой-то шишкой из ваших. Ну и загремела сюда. А глаза ей уже тут плетью выбили. Есть тут такая свинья – вахмистр Керек. А тебе, подруга, надо готовиться, – серьезно сообщила она. – Тебе сегодня посвящение устроят, уже совсем скоро. Знаешь, что это такое?

– Знаю, – как можно спокойней бросила я, попытавшись улыбнуться. – Для этого ведь меня сюда и привезли.

Она тоже улыбнулась, хлопнула меня по плечу:

– Надо потерпеть. Держись, подруга, от этого не умирают.

Я знала, что меня ждет, но надеялась, что это случится не сегодня. Хотя какая разница – днем раньше или позже? Не успела я даже перекусить, как ввалились двое надсмотрщиц и выкрикнули мое имя.

Меня привели в узкую полутемную комнату. По помещению гуляли сырые сквозняки, моя обнаженная кожа вмиг покрылась пупырышками.

«Не простыть бы! – промелькнуло в голове, но тут же я одернула себя. – О каких пустяках я думаю, ведь совсем скоро меня…»

Между тем надсмотрщица протянула мне маленькую щербатую пиалу с какой-то мутно-коричневой жидкостью.

– На, пей.

– Что это? – принюхалась я.

– Сок ангуи. Эта пакость нужна, чтобы у тебя не начало пухнуть брюхо.

Я припомнила, что ангуя – самое дешевое противозачаточное средство, употребляемое простолюдинками и растущее на любом огороде.

До этого я ни разу его не пробовала – дамы из высшего общества пользовались другими средствами, куда более дорогими и эффективными.

Я выпила, еле удержавшись, чтобы меня не вывернуло наизнанку, – настолько мерзким на вкус было пойло.

– А вина не найдется? – полушепотом спросила я, отдышавшись.

Та хохотнула:

– Не-ет, милочка, много хочешь! Винцо ты будешь получать потом. А сегодня, будь любезна, будь трезвой! Сегодня придется потерпеть!

И вот появился солдат. Грубо взяв за локоть, он повел меня через двор к офицерским домикам.

«Спокойнее, Мидара, – твердила я про себя. – Спокойнее, от этого не умирают…»

Меня втолкнули внутрь, предварительно грубо сорвав плащ.

Я подавила в себе желание прикрыть грудь руками – мне уже объяснили, что это лишь распалит насильников.

Их тут было пять человек. Все офицеры в маленьких званиях – только один был выше меня чином. Простонародные грубые лица – все из выслужившихся солдат, в расстегнутых засаленных мундирах, уже навеселе, глаза горят похотью.

Трое уже не первой молодости младших лейтенантов, тощий, белобрысый, похожий на крысу лейтенант и здоровяк с нашивками старшего лейтенанта.

«Хорошо, что нет денщиков, – спокойно, словно речь шла не обо мне, подумала я. – Но может, они появятся после…»

– Ты повязочку-то сними, – с ленивой угрозой бросил белобрысый.

Я подчинилась. Нагая, я стояла перед ними, обреченно опустив руки по швам и повторяя себе, что происходящее не имеет ко мне никакого отношения.

Они гоготнули, пожирая меня взглядами.

– А ничего бабец!

– Попробуем, сталбыть, свежатинки!

– Девка хоть куда!

– Точно – хоть куда!

– А вот куда ее лучше сначала?

– А какая разница: все равно будет она теперь девица – на все дыры мастерица!

– Ну чего? Пусть сначала спляшет или, там, споет, или, может, сразу по кругу пустим… ха-ха… «сосуд любви»?

Я подумала, что если я сейчас кинусь к грязному столу, где среди объедков и пустых бутылок валялся нож, то смогу успеть убить кого-нибудь из них, и тогда меня ждет обычная смертная казнь.

Но тут же вновь вспомнила слышанное мной по дороге, как именно умирают проститутки, посмевшие поднять руку на солдата, не говоря уже об офицере, и прежняя апатия вернулась в душу. Только одно было у меня на уме – скорее бы все кончилось.

Еще мелькнула мысль о самоубийстве, но, словно уловив ее, кто-то из них встал, загораживая стол.

Громила принялся сбрасывать одежду. Через минуту-другую он предстал передо мной во всей своей омерзительной «красе». Голый, волосатый, грузный. Он остался в сапогах, и в ту минуту это больше всего потрясло меня.

– Прикажи ей снять с тебя сапоги, – пробормотал, пуская слюни, альбинос.

– Зачем? Для нее я и так буду хорош!

Вновь они засмеялись, и на их лицах я смогла прочесть то, что полностью занимало их проспиртованные мозги.

Сейчас они, серые гарнизонные крысы, будут делать все, что захотят, с той, о которой еще за два года до того и помыслить не могли, которая, даже оставшись нищей, не взглянула бы в их сторону и которая каких-то три месяца назад могла отправить любого из них на виселицу.

– Никогда еще не трахался с офицером! – загоготал, лениво, вразвалочку приблизившись, здоровяк. – Ты подумай, телочка: будь ты мужиком, тебя бы на кол насадили или в каменоломни загнали. А так ты и жива, и принесешь куда больше пользы! Теперь твоя работа будет, конечно, не такая легкая, как гноить по тюрьмам безвинных людей, но зато тебя ожидает море удовольствия, и к тому же бесплатного!