— Не говорите глупостей! У нас нет таких денег! — теряятерпение, закричал Иевлев.

На них начали оборачиваться посетители казино.

— У вас еще одна секунда, — презрительно сказал Савельев.

Он не любил неудачников. Иевлев открыл рот, закрыл. И ничегобольше не сказал.

— Два миллиона — три! — негромко вымолвил Савельев.

Именно в тот момент, когда он произнес слово «три», ираздались выстрелы.

Фрезер упал с простреленной головой. Неизвестный убийцаперевел пистолет на подполковника российской разведки. Тот хотел броситься напол, но выстрел уже прозвучал, и пуля задела плечо. Иевлев упал и застонал отсильной боли.

Стрелявший молодой человек поднял пистолет, целясь вСавельева, когда подскочивший Семенов выстрелил ему в спину и отбросил от себяпокачнувшегося человека.

Нападавший упал на стол. Послышались крики, началась паника.Савельев стоял, закусив от бешенства губу. Семенов повернулся, чтобы бежать, нополицейские уже перекрывали выход. Он выстрелил в одного из них, пытаясьвоспользоваться суматохой и выбраться из зала. Но по нему со всех стороноткрыли огонь охранники казино и полицейские. Он упал, сраженный сразунесколькими пулями.

Савельев, сделав несколько шагов, усилием воли сдержался,чтобы не наклониться к своему бывшему напарнику.

Дронго подошел ближе. Бледный Савельев молча смотрел нанего. Дронго наклонился над убитым террористом, пошарил у него в карманах.Паспорт на имя Дитера Хоффе, немного денег. Ничего необычного. В карманепиджака лежал билет.

Дронго уже схватили, но он все же успел бросить билетСавельеву и крикнуть по-русски:

— Посмотрите дату, дату и время! Скажите мне дату!

Савельев, поняв, что происходит нечто необычное, быстросориентировался.

— Он прилетел из Берлина вчера утром! — крикнул он Дронго. —Утренним рейсом!

— Я знаю, кто его послал! Это он был в Ницце! Я его узнал, —крикнул Дронго, глядя на Савельева уже сквозь заслон людей. — Встретимсязавтра, и я вам все объясню.

А потом его увели.

Его держали в полиции не очень долго. Десятки свидетелейвидели, как в них стрелял неизвестный. И еще десятки видели, как были убитынеизвестный и застреливший его Семенов. У Дронго не было оружия, все документыоказались в порядке. Вечером этого же дня его выпустили из полиции, приказавпокинуть Монако в двадцать четыре часа.

Он вернулся в «Эрмитаж». Документы находились теперь вкамере хранения парижского вокзала «Монпарнас». В них заключалось все: горе ирадость, страх и подлость, измена и предательство. В этих чемоданах находилсягорючий материал, способный взорвать Литву, опрокинуть стабильность в маленькомприбалтийском государстве, граждане которого так хотели наконец обрести своюнезависимость.

«Почему я отказываю в праве на независимость этому маленькомународу?

Почему я должен решать за них, как им жить, что им делать, вкаком государстве находиться? — думал Дронго, сидя в кресле. — И как мнепоступить в таком случае? Господи, почему именно я должен сделать этот нелегкийвыбор? Отдать документы литовцам? Но тогда разразится грандиозный скандал навесь мир.

Выяснится, что очень многие известные политические деятелималенькой страны — бывшие агенты КГБ, „стукачи“ и информаторы. У них полетитправительство, парламент, все выступят против всех. Родятся злоба и ненависть.И еще неизвестно, кому в руки попадут эти документы. Если такому, как Хургинас,он добьет своих политических противников, сотрет их в порошок. Если такому, какСтасюлявичюс, тот просто предаст их гласности и опозорит своих политическихоппонентов на весь мир. Но вместе с ними он автоматически сметет и весьправящий класс своей республики. Ибо, получив подобные сведения, простойчеловек разуверится во всех политиках, откажется от собственных кумиров ивыстраданных идеалов.

Отдать в Службу внешней разведки России? Все-таки этодокументы бывшего КГБ. И Россия стала правопреемницей Советского Союза. АСлужба внешней разведки — это бывшее Первое главное управление КГБ СССР.Значит, это их документы.

Логичнее всего отдать документы именно им, возвратить ихпервоначальному владельцу. И тогда десятки и сотни людей в маленькой республикеуслышат телефонные звонки и предложения неизвестных резидентов, требующихвозобновить сотрудничество. Такова цена этих документов. Цена жизни многихлюдей.

Но это может приблизить воплощение той мечты о единственнойстране, в которую я все еще хочу верить, — убеждал он себя. — Но почему тогда яникак не решаюсь позвонить в Москву? Почему? Ведь я так мечтал о единственнойстране, я проплакал всю ночь, когда узнал о крушении Советского Союза, которыйя защищал и ради которого проливал свою кровь. Почему тогда я не отдаюдокументы в Москву?»

Дронго вспомнил разговор, состоявшийся у него перед приездомво Францию, с известным писателем, который к тому же был не менее известнымобщественным деятелем, председателем Комитета по культуре парламентареспублики. Дронго мрачно доказывал ему, что не представляет перспективразвития, кроме как посредством слияния в единую страну. Не видит никакихшансов на выживание Грузии, не имеющей ничего и никого вокруг, единственныйшанс которой — в дружбе с Азербайджаном, а вернее, с бакинской нефтью. Ещесуществовала Армения, оказавшаяся в кольце не очень благожелательно настроенныхсоседей, чьим единственным гарантом самого существования нации выступалаРоссия. Азербайджан, раздираемый на части национальными и региональнымипроблемами, клановыми и племенными предрассудками, не способный справиться свнешними и внутренними проблемами. Он считал единственными гарантамиотносительной стабильности в регионе лидеров этих государств, после уходакоторых никакие проблемы уже невозможно будет просчитывать логическим путеместественного развития.

Он не находил перспектив развития у Казахстана, Узбекистана,Таджикистана, Туркмении, где правящие падишахи обреченно понимали, что после ихсмерти все пойдет прахом, а новые президенты-падишахи переименуют улицы иплощади, названные в честь лидеров. Но до того, как новые владыки придут квласти, в этих республиках прольется кровь, реки, моря крови. Дронго быланалитик, и беспощадный анализ указывал на почти неизбежные кровавыегражданские войны и междуусобные раздоры в этих республиках. Он боялсябудущего. Он не верил в СНГ.

Он не верил в новые демократии. Единственным шансом наспасение он считал собранную из отдельных республик единую страну,гарантировавшую каждому право на жизнь.

Но писатель с ним не соглашался. Он говорил о свободе каквысшем благе для любого народа. Рассказывал об обретении независимости каквыстраданной долгожданной мечте миллионов людей. Объяснял, что не имеет правазанимать капитулянтские позиции как гражданин и писатель. Он, безусловно,по-своему прав. Но только по-своему. Ибо видел мир и свой народ исключительносо своей высоты, с позиции писателя, любящего свою родину. А Дронго,по-прежнему упрямо считавший, что родиной миллионов людей была единая страна,канувшая в Лету, не соглашался с оптимистическими прогнозами на будущее,просчитывая варианты грядущих страшных потрясений, которые обещали взорватьвесь мир.