Берия навечно отчеканил в памяти эти дни, когда он своим вмешательством спас Сталина от убийства и страну от полного разгрома. Уже 12 июня Сталину была известна точная дата нападения Гитлера. Казалось бы, самый правильный путь — упредить агрессора, но Сталин считал, что в таком случае СССР будет объявлен агрессором и США не будут ему помогать. Разгромить Германию за несколько недель представлялось маловероятным. Вождь ожидал довольно длительной схватки. В таком случае наши новейшие самолеты, летавшие на высокооктановом бензине, оказались бы ненужными, так как мощности по производству такого бензина в СССР были крайне ограниченными. Уже 18 июня в войска ушел приказ — вскрыть красные пакеты в случае перехода границы немецкими войсками, а самолеты-нарушители сбивать. Но все пошло наперекосяк. Берия вспомнил, как 19 июня 1941 года, как раз перед нападением немцев, Сталин серьезно заболел, у него обнаружились симптомы холеры. 19 июня Сталин не явился в Кремль, а Власик, охранявший Ближнюю дачу, сообщил, что у Хозяина страшный понос.

Берия тогда предложил сделать так, чтобы никто, кроме самого узкого круга лиц, не знал о внезапной болезни Сталина, и немедленно заменить Хозяина двойником, так как «крот» может быть и в охране Кремля, и в наркомате обороны, и в Генштабе, и на даче. «Пусть все думают, — убеждал всех Берия, — что Хозяин приезжает Кремль. Мы будем посылать машину на дачу, и кто-то, в одежде Хозяина и внешне похожий на товарища Сталина, будет приезжать в Кремль. Сотрудников же всех дачи еще раз тщательно проверить. Нужно найти проверенного человека одинакового роста с товарищем Сталиным и с похожей фигурой и волосами. Усы мы сами наклеим, дадим ему сталинскую одежду, и пусть ездит на сталинской машине в Кремль. С дачи следует никого не выпускать и никого, кроме нас, не впускать. Продукты передавать через ворота, не заезжая внутрь и под контролем сотрудников НКВД». Все было засекречено. Как обычно, две машины выезжали с Ближней дачи и везли человека, похожего на Сталина, затем, когда машины въезжали во внутренний двор, этот человек поднимался по черной лестнице в кремлевский кабинет Сталина, а все секретари, кроме Поскрёбышева, оставались в неведении относительно болезни вождя. Они должны были, как обычно, регистрировать посетителей кабинета, и если среди них есть «крот», то он не мог знать, что происходит в кабинете. Вначале все шло как обычно, и 20-го числа основной поток посетителей был в самом конце дня, но потом было решено изменить этот крайне неудобный войскам график, и работу сместили в дневное время.

Секретарь Сталина Поскрёбышев продолжал работать как обычно: в 10–11 утра он приезжал на работу, а часов в 5 утра он с работы уезжал. Нападение немцев застало Сталина тяжело больным. Он был слаб и не мог покидать Ближнюю дачу. После получения информации о нападении Германии все члены ПБ и военные собрались в кабинете Сталина и стали решать, что делать. Оказалось, что ночью Жуков и Тимошенко послали в округа директиву номер 1, где основной была мысль: главное — не поддаваться на провокации. Берия попытался выяснить, зачем нужна такая директива, если у всех есть Красные пакеты с подробнейшими инструкциями, что и как делать. Однако ни Тимошенко, ни Жуков ничего толком объяснить не смогли, ссылаясь на боязнь провокаций вождем. Затем они послали еще более загадочную директиву номер 2, а затем номер 3, где призывали окружить врага, отбросить его и воевать на территории противника. Но было уже поздно. Враг прорвал оборону Западного фронта («А ее, видимо, и не было», — отметил тогда Берия), и связь с Павловым почему-то оказалась потерянной. Берия тогда подбил Молотова, Ворошилова, Маленкова не признавать власть диктатора Тимошенко и его помощника Жукова, которые сделали все возможное и невозможное, чтобы своими директивами дезорганизовать оборону фронтов.

Самое интересное, что в Прибалтийский ОВО сразу же отбыл заместитель начштаба Мерецков, на которого у Берии имелись показания арестованных заговорщиков. После этого и там начался хаос и обвал обороны. Еще интереснее было то, что в директивах днем всеобщей мобилизации было объявлено 23 июня. «Почему так поздно?» — спросил Берия. Ему ответили, что так было намечено планом и не следует план корректировать, иначе будет хаос. «Но у нас уже и так везде хаос!» — воскликнул тогда Берия. С фронтов Берии шла правдивая информация от вверенных ему пограничных частей. В отличие от армейских частей они стойко отражали атаки немцев, срывая их планы блицкрига.

После консультаций с военными выступить по радио было решено направить Молотова. Он вставил в пропущенные места полученную от них информацию — в этом ему помогал Вышинский — и обратился со словами «братья и сестры» и начал долго оправдываться в том, что СССР ничего не нарушал. Берия тогда начал что-то смутно подозревать. Он собрал четверку в составе: Молотов, Маленков, Ворошилов и он. Они создали параллельный центр власти. В частности, Берия решил немедленно начать эвакуацию заводов и фабрик, а то поздно будет.

Поздно ночью Власик сообщил собравшимся в кремлевском кабинете, что Хозяин, скорее всего, выкарабкается. Сразу после его сообщения кабинет почему-то покинули Тимошенко и Жуков. Это поразило Берию и хорошо отложилось в памяти. Утром 23-го он послал телеграмму своим структурам на Прибалтийском фронте — немедленно препроводить Мерецкова в Москву. Большая часть членов Политбюро подчинилась диктатуре Тимошенко, однако Молотов, Ворошилов и Маленков с подачи Берии (последние двое даже не были членами Политбюро, а только кандидатами в члены) решили добиваться, чтобы именно Сталин возглавил военную вертикаль. Четверка стала активно решать насущные вопросы. В этом ей препятствовал Генштаб. Оказалось также, что в Киев почему-то утром укатил и Жуков. Только 25 июня они доехали до Ближней дачи. Сталин их принял, но был очень слаб. Они убедили его взять всю полноту власти в свои руки, он стал появляться в Кремле, но маскировку не сняли, и 29-го и 30-го его не было в Кремле, и все вопросы четверка решала на Ближней даче. Только 30-го, когда Сталин полностью выздоровел, был создан Государственный Комитет Обороны в составе Сталина (председатель), Молотова, Маленкова, Ворошилова и Берии. Сталин выступил по радио 3 июля, и тон его речи был оптимистический. Мерецкова он потом простил, и тот активно и продуктивно воевал.

Берия также хорошо запомнил, что, когда он после войны попытался начать расследование предательства, совершенного генералами в момент нападения гитлеровцев, его вежливо загрузили атомным проектом, где дел было невпроворот. Особенно настаивали на подключении Берии к атомному проекту Жуков и Хрущев. Когда же дело Берии продолжил Меркулов, его просто сняли с поста руководителя госбезопасности.

В этот момент Берия вернулся к разговору с Абакумовым. После небольшой паузы Абакумов медленно продолжал свой рассказ:

— 20 октября 1949 года я направил товарищу Сталину докладную записку (она должна быть в архивах министерства) об «использовании служебного положения в целях личного обогащения» маршалом Василием Соколовским. В записке я рассказал, как Соколовский, который в тот момент был главнокомандующим группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ), и начальник тыла ГСОВГ генерал-полковник Шебунин организовали в районе 46-го километра Дмитровского шоссе под Москвой строительство индивидуальных дач «большой стоимости». Строительные средства и материалы были взяты со складов ГСОВГ. Кроме того, значительное количество материалов было заготовлено в немецкой строительной конторе земли Бранденбург и доставлено в Москву на строительство дач. Туда же было направлено 400 военнослужащих и 200 военнопленных немцев, привезенных из Германии… В архитектурном оформлении дачи Соколовского использовался военнопленный немец, бывший видный берлинский архитектор Карл Браун… Соколовский незаконно увеличил свой участок с 2,8 до 3,8 га, построил двухэтажный дом площадью 306 кв. м и двухэтажный дом с гаражом площадью 135 кв. м, ряд надворных построек, заложил фруктовый сад на целом гектаре, установил металлическую изгородь, вывезенную из Германии, разместил в доме немецкие мебель, люстры, рояли и оставил в личном пользовании при переводе из Германии в Москву десять автомобилей. На строительстве дач сложились своеобразные отношения между «застройщиками» и военнопленными. Эти отношения роняли достоинство советских генералов. Так, Шебунин лично договаривался с немцами о выполнении работ из стройматериалов самих пленных. Немцы воровали материалы у конторы индивидуального строительства № 331 Главвоенстроя и переносили их на дачи Соколовского, Шебунина и других генералов, где получали за это деньги наличными. Там был замешан Жуков и другие генералы.