– А разве мы когда-нибудь понимали друг друга? – также с горечью бросил Дрейф. – Тот, кто был с тобой и за кем погнались мои работники, твой братец, верно?

– Да.

– Стало быть, вы оба выжили! И оба избежали моей мести. И вот спустя столько лет пытаетесь снова развязать войну, хотя уже однажды стали ее жертвами.

– Какая разница! Прошлого больше нет, каким бы жестоким оно ни было. Да и кто знает, может, нам еще повезет поквитаться с тобой.

– А ты все такой же, Гастон, – с саркастической усмешкой продолжал Дрейф. – Разглагольствуешь о войнах, победах и при этом забываешь: ведь это ты у моих ног, в моей власти, и, будь у меня желание, а оно, возможно, скоро появится, я мог бы запросто от тебя избавиться. Да и кто мне помешает, – прибавил он, хладнокровно перезаряжая ружье, – всадить тебе пулю в голову?

– Ты сам. Пожелай ты меня убить, давно бы уже убил, ведь ты не из тех, кто откладывает месть на потом. И не пытайся меня запугать, Людовик: я знаю тебя лучше, чем ты себя самого. Несмотря на все мои ухищрения, ты узнал меня или решил, что узнал, и захотел убедиться, что не ошибся, вот и погнался за мной. А когда ты стрелял, тебе ничего не стоило уложить меня на месте, но ты этого не сделал, потому что не хотел, потому что ты решил, что я знаю какую-то тайну, которую тебе нужно было узнать.

– Верно, Гастон. И мне отрадно видеть, что прозорливость тебе с годами ничуть не изменила. Что ж, для меня большая честь – потягаться со столь сильным противником.

– Оставь свои колкости, Людовик. Не будь я ранен и связан по рукам и ногам, как бык, которого ведут на бойню, и если б стоял перед тобой с оружием в руках, эти слова в твоих устах, возможно, и были бы сродни ядовитым стрелам, но в теперешнем положении они звучат всего лишь как жалкая насмешка, недостойная ни тебя, ни меня. Так что не глумись над лежачим. Я в твоих руках – отомсти же мне! Но сделай это как человек благородный, а не разбойник.

– На сей раз ты прав: лежачего и в самом деле бить грешно. Тем более что ты сам сказал – у тебя есть некая тайна, и я хочу ее знать.

– А что, если я ее тебе не открою?

– О, тогда!.. – проговорил Дрейф, крепко сжимая дуло ружья.

– Полно! Не будем переходить на угрозы и на личности. Надеюсь, ты не сомневаешься в том, что я тебя совсем не боюсь и готов полностью смириться с участью, которую ты мне уготовил? Так вот, основываясь на этом, мне нетрудно доказать, что я куда сговорчивее тебя. Ты узнаешь мою тайну. Ты же знаком с герцогом де Ла Торре?

– Я знаю это имя – его носит, как мне говорили, человек во всех отношениях благородный. Он испанец, воспитывался при французском дворе и даже женился на француженке с благословения королевы-матери и кардинала Мазарини.

– Совершенно верно. Значит, сам ты не видел этого благородного человека?

– Еще раз говорю – нет.

– Зато я знаю герцога де Ла Торре и видел его не раз. И даже косвенным образом общался с ним; виделся я и с его женой, и с дочерью.

– Говорят, они очаровательные, хотя сам я их тоже никогда не видел.

Яркая вспышка мелькнула во взгляде раненого, а вернее, Онциллы, если называть его по прозвищу, но он сдержался и холодно продолжал:

– Так узнай же наконец мою тайну, Людовик. Ненависть моя обращена против герцога де Ла Торре, герцогини и его дочери.

– Выходит, ты объявился на Санто-Доминго не по мою душу?

– Скажи я так, это было бы ложью. Просто здесь мне выпала удача убить двух зайцев – отомстить герцогу де Ла Торре, а заодно и тебе.

– Значит, ты ненавидишь еще и этого благородного человека?

– Да, – глухо проговорил он, – и, может, даже больше, чем тебя. А чтобы ты убедился наверняка, скажу, что я с легкостью пожертвовал бы местью тебе, будь у меня в руках герцог де Ла Торре со своим семейством.

– О-о, и что же это значит?

– Тебе-то что за дело? Это не твоя печаль. И у тебя нет права пытать меня на этот счет.

– Верно, я и не стану. К тому же меня ничего не связывает ни с герцогом де Ла Торре, ни с его родней.

– Сегодня только случай привел тебя в то место, где я устроил засаду. Если б не ты, я без труда захватил бы эту семейку или, по крайней мере, герцогиню с дочерью. Только одно это уже доказывает, что в моих планах тебе было отведено второе место и что ради главной цели я легко поступился бы ненавистью к тебе.

– Действительно, ты никак не мог знать, что я подоспею вовремя, потому как я и сам перед тем ни сном ни духом не ведал, что мои друзья угодили в переплет.

Последовала короткая пауза.

Противники украдкой поглядывали друг на друга.

Наконец Дрейф снова заговорил.

– Покончим с этим, – сказал он.

– О большем и не прошу, – отвечал Онцилла.

– Хоть ты и стал разбойником, должны же были сохраниться в твоем сердце хоть какие-то благородные чувства? Сказать по чести, мне претит убивать тебя, как собаку, на берегу этой речки.

– Благодарю за сравнение, – с горечью заметил раненый.

– Однако ж, – продолжал Дрейф, – я не премину это сделать. Могу ли я положиться на твое честное слово?

– Да, если я его дам тебе, или я не дворянин?

– Гм, сейчас ты на него мало похож. Итак, жду ответа.

– Хотелось бы знать – на каких условиях?

– Будет тебе! Не в твоем положении торговаться за свою жизнь.

– А почему бы и нет! Да и что ты со мной сделаешь? Убьешь? И дальше что? Для начала хочу тебя предупредить: что бы там ни случилось и что бы ты ни решил сделать со мной, пока я жив, я не отрекусь от ненависти – в ней, скажу тебе прямо, весь смысл моей жизни. Только в надежде утолить ее смирился я со злосчастной участью, на которую ты меня обрек. А теперь говори свои условия.

– Они довольно просты. Я тебе их уже называл и повторю еще раз. Меня мало интересует герцог де Ла Торре и его семейка. Он испанец, и для меня этого довольно. Единственно, сейчас он гость Береговых братьев. И в качестве такового, сколь долго ни пробудет он на острове, его надо уважать и оберегать от всяческих нападок. Скажу тебе без утайки, Гастон, нынче же вечером, на худой конец, завтра я возьму герцога под свое крыло, чтобы уберечь от тебя и твоего братца. Обещай же не затевать никаких козней против него, покуда он будет на Санто-Доминго, к тому же со дня на день в его планах покинуть остров.

– Да, обещаю, даю тебе честное благородное слово.

– Прекрасно. Предположим, я отпущу тебя, обязуешься ли ты в таком случае в двадцать четыре часа убраться с французской территории Санто-Доминго и чтобы больше сюда ни ногой?

– Обязуюсь, и не только за себя, но и за брата. Надеюсь, он тоже включен в наш договор, правда при условии, если твои его схватят?