После короткого совещания командовать, с общего согласия, поручили Монбару.

И достославный флибустьер хладнокровно, с улыбкой на устах взялся за организацию обороны под непрерывным вражеским огнем.

Герцог де Ла Торре не пожелал оставаться в стороне и предложил напомнить нападающим о себе: ему казалось, что, услыхав его имя, они прекратят атаковать и уберутся восвояси.

– Нет, – категорически отрезал господин д’Ожерон. – Мы не вправе подвергать вас опасности. Кто знает, может, это разбойники. К тому же мы имеем честь служить вам охраной и защитить вас уж как-нибудь сумеем.

– Кто бы они ни были, – вмешался Монбар, – но это определенно не бродяги, шарящие по саванне, которых мы тут встречаем каждый божий день. Уж эти-то отлично знают, что вы с нами. И доказательство тому – несвойственная им решимость и то, как они устроили свою засаду. Есть в этом деле что-то темное, загадочное, а что – пока не пойму. Да и как знать, господин герцог, – продолжал он с сардонической ухмылкой, – уж не вас ли подстерегали эти мерзавцы? Может, вам стоит бояться их больше нашего?

– Даже не знаю, что и сказать, – задумчиво покачав головой, молвил герцог. – Возможно, вы правы. И за этим налетом, спланированным с такой ловкостью, кроется некий тайный заговор, который очень важно разоблачить. В общем, делайте, что считаете нужным, господа, и можете положиться на меня так же, как я на вас.

– Золотые слова! А этим шельмам нас ни за что не одолеть, – усмехнулся Монбар. – Слава богу, они еще пожалеют, что посмели на нас напасть! Но вам не стоит компрометировать себя участием в этой заварухе, тем более что тут ваше дело сторона, и мы с товарищами заклинаем вас – не ввязывайтесь в драку!

– Такому не бывать, сударь! – горячо воскликнул герцог. – Эти люди – разбойники и вне закона. Они мне больше не соотечественники, как и вам. И я пренебрег бы долгом, отказавшись сражаться на вашей стороне. А стало быть, прошу вас, выражая вам искреннюю благодарность, не настаивать на своем: решение мое твердое и бесповоротное.

– Будь по-вашему, герцог, вам, как никому другому, пристало разбираться в вопросах чести. – И, обращаясь к товарищам, Монбар прибавил: – Братья, этих мерзавцев тут человек двести пятьдесят, не больше, так что на каждого нашего придется по шесть врагов. Для нас это ж сущие пустяки!

– Еще бы! Да здравствует Монбар! – прокричали флибустьеры.

– А теперь, – продолжал Монбар, – за дело, да поживей! Мы и так потеряли слишком много времени. И в первую голову – из-за ложной сердобольности. Закалывайте лошадей – их трупы будут нам прикрытием: уж лучше так, чем вовсе никак!

Положение было и впрямь критическое – Береговые братья прекрасно это понимали. Они хоть и были отчаянными храбрецами, но вполне трезво оценивали сложившиеся обстоятельства. Немилосердный приказ командира был исполнен без колебаний: лошадей, заколотых работниками, свалили в ряд – наподобие бруствера, за которым и укрылись флибустьеры; став на одно колено, они открыли по неприятелю шквальный огонь, тем более ожесточенный, что каждый выстрел, достигнув цели, разил врага наповал один за другим.

За несколько минут перестрелка обернулась для нападающих такими потерями, что вмиг остудила их пыл и вынудила отступить обратно за деревья, откуда они могли снова перейти в атаку, правда уже с оглядкой, чтобы не позволить несокрушимому врагу внести сумятицу в их ряды. А меж тем враг, несмотря на свою малочисленность, похоже, ничуть не боялся атакующих и, не подставляя себя под удар, с достоинством сдерживал каждый их натиск…

Остальное же нам известно.

Между тем Дрейф, вызволив своего брата, о чем мы говорили выше, бесстрашно бросился в лес вдогонку за испанцами, совершенно не заботясь о том, бегут ли за ним его друзья или нет.

Но работники заметили своего хозяина, и, поскольку они горячо его любили, им не хотелось бросать его одного. Данник походя даже увлек за собой нескольких Береговых братьев, и те недолго думая последовали за Дрейфом, своим славным предводителем. Таким образом, флибустьер, сам того не ведая, заручился поддержкой дюжины товарищей-буканьеров.

Среди горстки отступавших испанцев, которые уводили с собой двух пленниц, Дрейф в пылу схватки вдруг заприметил две мрачные физиономии и как будто узнал их по холодному, жестокому выражению.

И тут его осенило, хотя в голову и закрались сомнения.

Не сознавая чувства, его охватившего, даже не пытаясь понять, откуда оно взялось, он захотел удостовериться, ошибка это или нет. Что, если в смутную пору его жизни, воспоминание о которой сохранилось в глубине его сердца как о жестокой ране, те двое, кого он с полной уверенностью считал мертвецами, каким-то чудом вырвались из лап дьявола и, избежав проклятия, на них возложенного, вернулись целые, невредимые и грозные, как никогда прежде, с тем чтобы отомстить за невыносимые муки, кои им наверняка было суждено испытать.

При одной этой мысли флибустьер почувствовал, как в нем пробудилась былая ненависть, сильная и неодолимая, словно тогда – в тот первый день.

«Нет, не может быть, это не они, – цедил он сквозь зубы, продолжая преследование что есть мочи. – Я обознался, мне, видно, почудилось. Эти негодяи мертвы, мертвее некуда. У меня есть доказательства… А вдруг все не так? Что, если, несмотря на мои старания, они выкрутились? И не давали о себе знать так долго только для того, чтобы как можно более изощренно выстроить свои козни и застать меня врасплох? Почему нет? Неужто они проникли в мою тайну, хотя о ней, кроме меня, никому не ведомо? Как бы там ни было, а дело надобно довести до конца. И сейчас, после полученных мною признаний, у меня есть полное основание покончить со всеми сомнениями и очистить душу. Дамоклов меч, висящий у меня над головой, угрожает уже не моему счастью, а благополучию того, кого я нашел чудом. И он должен быть счастлив, что бы там ни случилось. Я ему поклялся, а мне еще ни разу не случалось нарушить свое слово».

Рассуждая про себя обо всем этом и о многом другом, старый флибустьер удвоил силы, желая во что бы то ни стало догнать беглецов, которые, как он успел заметить издали, растворились в лесной чаще точно призраки.

И вдруг, вопреки всякому разумению Дрейфа, беглецы остановились, укрылись за деревьями и вскинули ружья, словно готовясь защищаться. Уловка испанцев удивила Дрейфа тем более потому, что они нацелили оружие не против него с товарищами, поскольку им было невдомек, что за ними по пятам гонятся флибустьеры.

Дрейф тоже замер на месте и остановил своих товарищей. И вместо того чтобы бежать, как прежде, флибустьеры двинулись дальше тихо-тихо, стараясь ступать на цыпочки, чтобы их не обнаружили.

Как мы уже говорили, с того места, где находились флибустьеры, испанцев было видно очень хорошо. Дрейф насчитал их двадцать семь человек: все казались с виду решительными и были вооружены ружьями. Среди них флибустьер приметил, не узнав, однако, с определенностью, двоих – за ними-то он и кинулся вдогонку что было сил и преследовал уже больше часа.