– Невежа! – сплюнул кардинал Бунюэль. – Думаешь, можешь пленить нас силой меча, а потом получить все, чего душа пожелает? Нет места на небесах таким негодяям!

– «Пленить»? – ахнул Барусс, изобразив на лице искреннюю обиду и вложив саблю в ножны. – Да что вы?! Вы оба вольны покинуть нас, как только пожелаете! Разумеется, если вы попытаетесь уйти прежде, чем я это позволю, мои люди вас убьют на месте. Но пленить? Нет-нет. Никаких кандалов и клеток, лишь гостеприимство, достойное людей вашего положения.

Гроссбарты уставились на рыцаря: без своего хундсгугеля[32] тот выглядел менее устрашающим. Пухлые щеки шевалье были чисто выбриты, а немногочисленные шрамы едва заметны. Хуже того, дворянин умастил себя духами, что напомнило братьям о зловонной хижине ведьмы.

– Ну так вперед! – бросил Барусс и направился к дверям.

Кардинал же, распознав страх на лицах наемников, обратился к арбалетчикам:

– Направляя на меня оружие, вы губите свои бессмертные души! Лишь пока я жив, вы сможете обрести прощение!

Затем кардинал бросился к выходу. Гегель подсек его древком кирки, так что Бунюэль растянулся на пороге. Гроссбарты схватили его за руки, прелат плевался и брыкался, растеряв от унижения свои обычные спокойные манеры. По кивку капитана братья потащили прелата в кухню, а Барусс, Родриго и арбалетчики проследили за тем, как шевалье Жан передал требования разъяренному, но не удивленному дожу.

Дож оставил своих копейщиков стеречь ворота и ускакал, а Барусс затворил двери и похлопал Родриго по плечу. Уловка сработала даже лучше, чем он смел надеяться, и, вновь извинившись перед шевалье Жаном, он разоружил рыцаря и сопроводил его в столовый зал вместе с тремя арбалетчиками. Поскольку слуг отпустили, Родриго сам побежал за едой и вином для капитана.

Нагрузив в несколько тарелок жалкие остатки холодной грудинки, которую еще не прибрали вечно-голодные Гроссбарты, Родриго спустился в погреб за вином. Ахнув от представшей его взору картины, юноша молнией взлетел вверх по лестнице и громко закричал братьям:

– Что вы сотворили со священниками?!

– Бросили их там, – отозвался Манфрид и швырнул в Родриго коркой. – Сам видел, наверное.

– Дураки! Чокнутый священник убил другого! – взвыл Родриго.

– Черт бы его побрал! – взвился Манфрид. – Я же тебе сказал его связать хорошенько!

– Я связал! – огрызнулся не отстававший от брата Гегель. – Если он такой хилый, что его связанный поп может убить, туда ему и дорога.

Братья скатились по ступеням и увидели висящего на стропилах голого Бунюэля. С ног прелата капали испражнения. Мартин сменил свою поношенную рясу на алое кардинальское облачение и теперь истово молился в углу, не обращая ни малейшего внимания на панику, которую вызвал. Гроссбарты успокоились, осознав, что произошло недоразумение, и Манфрид выругал Родриго.

– Ты бы глаза раскрывал иногда, мальчик, – покачал он головой. – Одежду сменил, я понимаю, но одного взгляда достаточно было, чтобы понять, что все наоборот. Нужно быть внимательным, это тебе жизнь продлит лучше, чем бестолковая беготня и дурацкие вопли.

– Ваш чокнутый приятель это сделал, я так и сказал! Ваш чертов еретик убил кардинала!

Родриго согнулся пополам, и его стошнило.

– Да уж, вонять теперь будет еще хуже, – буркнул Гегель и вытащил из стойки бутылку вина.

– Смотри, – проговорил Манфрид, обращаясь к блюющему Родриго, – тут либо ты прав, либо я, и только Дева Мария знает наверняка, кто. То есть я, конечно, но не в этом суть. Суть вот в чем: либо я прав, и человек, верный воле Пресвятой Девы, и праведный повесил тут еретика, то бишь исполнил свой долг и обязанность, особенно учитывая, что оный еретик глумился над всеми нами, притворяясь благочестивым…

– Но… – начал Родриго и вновь согнулся в приступе сухой рвоты.

– Можем принять и твою версию, – продолжил Манфрид, – и счесть, что именно этот красный и очень даже мертвый кардинал был праведником, а значит, Мартин – еретик и, хуже того, убийца служителя Девы Марии. А поскольку он с нами связан, выходит, мы все его сообщники.

– Должен быть другой выход, – прошептал Родриго, утирая рот.

– Само собой, – продолжил Манфрид, повышая голос. – Сдадим Мартина дожу и объясним, мол, ошибка вышла. Понадеемся, что он человек понимающий. У тебя нет времени сопли по рукаву размазывать, взгляни правде в глаза: мы служим Деве Марии, а этот драный кардинал не просто нам помешал, он кощунствовал, и мы не могли этого потерпеть.

– Выпей лучше, – заботливо предложил Гегель. Когда Родриго поднял голову, он увидел, что Гроссбарт стоит над Мартином.

Сбившись со слов псалма, Мартин открыл глаза и взглянул на Гегеля. Люк наверху одел фигуру Гроссбарта светом, а ноги Бунюэля показались обезумевшему священнику крыльями. Бутылка блеснула алым в руке Гегеля, когда он повторил свое предложение.

– Я не достоин сих краденых одеяний, уже не говоря о твоей милости, – прошептал Мартин, пытаясь развязать пояс.

– Погоди, – сказал Гегель, положил руку на плечо Мартину и присел рядом, чтобы по примеру Манфрида наставить монаха на путь истинный. – Мы – служители Девы Марии, и, на наш взгляд, ты заслужил эту одежку и положение, какое она подразумевает, благодаря собственному драному благочестию. Мы – не еретики, только мы да ты сам знаем, насколько гнилой и порочной стала эта самая Церковь, и тому ярчайший пример – ублюдок, которого ты повесил. Так что носи сие облачение с достоинством и честью, кардинал Мартин.

И Гегель смахнул воображаемую пылинку с плеча Мартина.

– Но… – Глаза монаха сверкнули.

– К тому же, – добавил Манфрид, который уже понял, что Родриго побежден, а его брат одержал сокрушительную победу, – как еще смог бы однорукий священник повесить еретика, если не силой веры и по воле Девы Марии? Придушить – другое дело, но так…

Манфрид усмехнулся, последовательность Мартина произвела на него впечатление.

– Начиная с самого Иуды Искариота, – выкрикнул священник, вскакивая на ноги, – да будут предатели Господа нашего повешены, как повешен был первый! В Риме, Гроссбарты, а затем в Авиньоне!

– Притихни, – вздохнул Манфрид. – Гегель, срежь мертвого попа и оттащи на конюшню. Накрой его там одеждой Мартина, да и самого его прихвати с собой, только следи, чтобы голову не задирал, а то разглядят подмену.

Гегель забрался на бочку и перерезал веревку, на которой висел Бунюэль. Тело упало так, что нечистоты брызнули во все стороны.

– А почему я должен таскать туда-сюда это дерьмо?

– Потому что я должен отнести вино капитану и сообщить ему о произошедшем, – закатив глаза, объяснил Манфрид. – Давай приступай, чтобы мы могли собраться и тоже выпить вина.