Использовать порталы для перемещений внутри Замка разрешалось лишь узкому кругу лиц, знающих соответствующие пароли, всем остальным категорически не рекомендовалось, поскольку любой выстроенный переход автоматически переадресовывался в глухую подвальную камеру, пребывание в которой начиналось с воздействия мощнейшего «Навского аркана», высасывающего из гостя всю энергию, то есть выбраться из темницы без посторонней помощи не смог бы даже самый сильный маг.

Именно поэтому Иве пришлось добираться до цели дедовским способом: по лестнице, презрев опасные лифты-ловушки. Причем по дальней, винтовой лестнице, которой сами чуды почти не пользовались, хотя девочка и понимала – случись что, именно здесь её станут искать в первую очередь. Но поскольку охранник без сознания, опасаться следует лишь внезапных проверок да операторов, наблюдающих за внутренними видеокамерами, которые, будем надеяться, не сразу разглядят четырехрукого подростка.

И проворонят очередную диверсию.

Шесть уровней ниже земли, коридор 6-А, сто ярдов бегом-бегом, со знаменитой хванской скоростью, поворот в грузовой тоннель 6-AC1, ещё пятьдесят ярдов. Вентиляционная решетка – улетела, пыхтение, сопровождающее движение по воздуховоду – локти в металл, кеды в металл, каждый дюйм с трудом, но мысль одна: «Быстрее!» Между шестым и пятым уровнями четыре ярда, не меньше, Ива прорывается с рекордом, но когда выпрыгивает из вентиляционного канала, кашляет и тяжёло дышит. Но все равно улыбается, потому что добралась. А чуды – проворонили.

Шесть с половиной минут с тех пор, как покинула камеру.

И теперь Ива стоит в «амбарном отсеке» Бестиария, среди ящиков с морковью, капустой, свеклой и копешками сена, заботливо заготовленными для формирования правильного рациона. Слева – металлические двери промышленного холодильника. А впереди – незапертые ворота, за ними находятся клетки с животными, которых обыкновенные челы считают вымышленными.

– Перечитать? – хмуро уточнил Цукрам.

– С самого начала, в реале, – кивнул Коряга.

Дикари сопроводили приказ уйбуя нестройными, но обидными смешками.

– Хорошо. – Больше всего на свете Циркулю хотелось лично расправиться с наглыми Шапками. Причем, учитывая семейную нелюбовь шасов к оружию, расправиться хотелось голыми руками. Взять и оторвать что-нибудь. Или вывернуть. Или…

Но мечты оставались мечтами, а «в реале» приходилось выполнять наглые требования.

Адвокат поправил сбившийся галстук, отнес лист бумаги на вытянутую руку, кашлянул и принялся без выражения читать только что созданный документ:

– Я, Цукрам Томба, адвокат Московской коллегии, проживающий по адресу…

– К сути переходи, в реале! А то знаю я вас, крючкотворов!

Циркуль посопел, но к сути перешел:

– …по данной собственноручной и окончательной бумаге, она же документ, обязуюсь и клянусь делать так…

Текст безумной расписки сочинялся Корягой лично, при незначительном вмешательстве дружков-собутыльников. Текст был противен шасу не только содержанием, но и языком: каждое слово, каждое предложение елозили по душе Цукрама, как напильник по стеклу, но против дробовиков и ятаганов не попрешь.

– Я пять раз буду без денег и отговорок защищать в любом суде уйбуя Корягу. Я буду без денег и никаких отговорок защищать в любом суде пять раз его верных товарищей, когда Коряга укажет.

Уйбуй как начал кивать в начале речи, так и не останавливался, приобретя принципиальное сходство с нефтяной помпой.

– И ещё я обязуюсь два раза поручиться за великого уйбуя Корягу, если ему денег надо будет занять, но только по десять тысяч, не больше. И ещё один раз я обязуюсь поручиться, если к знаменитому уйбую Коряге Служба утилизации приставать начнет, я тогда на неё в суд подам и знаменитого уйбуя выручу. Дата. Подпись.

Шас свернул лист в трубочку и замолчал. Его уши стали пунцовыми, как закат над океаном.

– Всё, что ли?

– А ты забыл?

– Ничего я не забыл, в реале. Я всё помню. – Коряга перестал кивать и повернулся к сидящему за столом учёному. – Написал?

– Почти, – пропищал Зиль, пытаясь прикрыть лист бумаги рукой.

– Давай сюда, Михалков, мля.

Натуга вырвал у астронома лист и протянул уйбую. А в следующий миг ругнулся, увидев в распахнувшихся воротах Артёма и Кортеса.

– Почему Великие Дома разрушили Знающие Выселки?

– Разрушили? – немедленно вскипел Ризнык. – Я бы использовал понятие «уничтожили».

– Андрей, прошу вас, не горячитесь и не придирайтесь к терминам. – Отец Алексей вздохнул. – Почему нелюди это сделали?

В правильном ответе Ризнык не сомневался:

– Знающие Выселки всегда были бельмом на их глазу, как теперь Пустынь. Поэтому и разрушили.

– Пустынь стоит уже много веков. Неплохо для «бельма»?

– Вас они боятся.

И услышал неожиданный ответ:

– Знающие Выселки напугали Великие Дома гораздо сильнее и именно поэтому погибли. – Монах помолчал. – Любая война начинается со страха. Страх потерять то, что есть: богатство или власть. Страх не получить того, чего нет: богатства или власти. Страх заставляет проливать кровь и раздувать пламя войны. А страх за свою жизнь – самый сильный.

– Выселки настолько сильно напугали Тайный Город? – изумился Андрей.

– Не напугали, – качнул головой отец Алексей. – Продемонстрировали возможность. Выселки дали понять, что жизнь Тайного Города в их руках, и этого им не простили. – Ещё одна пауза. – Я не могу обвинять Великие Дома: они свято верили в то, что защищают свою жизнь, и предлагали договориться.

– Что же такого страшного знал Сказочник? – прошептал Ризнык. – Ведь даже Инквизиторы остановились, когда Великие Дома пообещали применить запрещенные арканы.

– Сказочник запрещенных не боялся. Он вообще ничего не боялся. И даже умирая, не плакал, не просил пощады, а боролся… – Монах кивнул на пыльную дорогу: – Сюда он приполз на третий год основания Забытой пустыни. Под это самое дерево. Зимой. Приполз окровавленный, почти разорванный пополам… В одной руке – деревянный жезл, в другой – какой-то свиток… Он почти ничего не видел и кричал, громко кричал. Но не от боли… И не плакал… Сказочник звал тогдашнего настоятеля – отца Серафима…

Но старец уже пришел и с содроганием смотрел на то, что ползло к воротам пустыни. На сочащегося болью человека, не позволяющего себе умереть. На гордого мага, который умер давным-давно, а теперь неожиданно оказался у стен пустыни. Старец содрогался и слушал то, что говорил Сказочник, выплевывающий слова пополам с кровью.

– Он попросил о помощи, и мы не смогли отказать, – закончил отец Алексей. – Так было.

– Подождите! – Вопрос возник с начала повествования, однако задать его Ризнык решил сейчас: – Вы рассказываете так, словно Сказочник появлялся в Забытой пустыни!