Такое систематическое пользование поручительством, которому историки не уделили достаточного внимания, было, без сомнения, одним из самых могучих орудий успехов королевской власти Капетингов в XIII в.

Кутюмы, относящиеся к феодальному наследственному праву, позволяли королю извлекать из своих прав сюзерена значительные выгоды, территориальные или стратегические. Вместо рельефа, который сюзерен имел право требовать с совершеннолетнего наследника, он мог, по соглашению с ним, получить какую-нибудь территорию[105]. В случае перехода наследства по боковой линии Филипп Август пользовался и даже злоупотреблял своей властью для того, чтобы купить все наследство или хотя бы часть его[106]. Когда лес, зависящий непосредственно от короля, переходил к вдове сеньора, или когда наследник был несовершеннолетним, королевская власть, начиная с Филиппа Августа, накладывала на него руку самым бессовестным образом. Рауль д’Эксуден, по своей жене граф д’Э и приверженец английской партии, умер, не оставив наследника; Филипп Август потребовал от его вдовы территориальных уступок и рельеф в размере пятнадцати тысяч марок серебра, водворил в графстве одного из своих бальи в качестве соправителя до уплаты всей суммы и запретил возводить в нем какие бы то ни было новые укрепления. Само собой разумеется, что во всех таких случаях вдова должна была присягнуть королю, что не выйдет вновь замуж без его согласия, а если у нее была дочь, то дать такое же обязательство и за нее. Филипп Август получал приличный куртаж всякий раз, когда устраивал кому-нибудь из своих друзей женитьбу на богатой наследнице[107], а самые выгодные брачные союзы оставлял для своих родственников; таким именно образом Петр де Дрё женился на наследнице графства Бретанского, Филипп Юрпель — графства Булонского, Альфонс де Пуатье — графства Тулузского; во всех этих трех случаях дело шло о сеньориях, которые некому было защищать. При таких же обстоятельствах графство Шампанское попало под опеку Филиппа Августа, который оказывал существенную поддержку графине-регентше, но обращался с Шампанью, как с придатком к королевскому домену все время, пока продолжалось несовершеннолетие Тибо. В течение целого столетия, следовавшего за Бувином, графство Фландрское находилось в полном подчинении у короля: плен побежденного при Бувине Феррана, появление самозванца «лже-Балдуина», выдававшего себя за старого графа Балдуина, наконец, дорого купленное освобождение из плена Феррана, все это отдавало графиню Иоанну в полную власть Филиппа Августа, Людовика VIII и Бланки Кастильской; затем пресловутая ссора детей графини Маргариты была тоже очень на руку Людовику Святому. Феодальное обычное право допускало совладение и обмен, и Филипп Август пользовался этим для приобретения мест, господствующих над пограничной полосой домена или над большими дорогами, а также чтобы наложить свою руку на некоторые из наиболее сильных укрепленных замков того времени. Часто он заставлял своих вассалов давать обязательство сдачи того или другого замка по первому требованию.

Вассал обязан был своему сюзерену военной службой и службой посещения курии. Мы уже видели, какое развитие получили эти феодальные обязанности в XIII в. Военная служба в продолжение сорока дней была неудобна и недостаточна, но она давала, однако, королю большую силу. Это очень ясно обнаружилось в 1230 г., когда вторжение англичан дало регентше повод созвать и использовать для своей службы вассалов, которые находились в состоянии полного восстания. Обязанность вассалов оказывать помощь и совет в курии короля позволила Филиппу Августу и его преемникам опираться на своих баронов, чтобы упрочить свою политику. Из этого, наконец, возникла возможность для короля издавать общие указы, которые далеко не являлись платоническими манифестациями.

В XIII в. указы, на издание которых дали свое согласие вассалы, были орудиями управления, к которым, впрочем, прибегали, спешим это отметить, также герцоги и крупные графы в своих сеньориях; но король стоял на самой вершине и дойдет до того, что будет издавать указы для всего королевства.

Вопрос этот достаточно важен для того, чтобы указать здесь некоторые из пройденных им этапов. Постановления 1205–1206 гг., ограничивающие церковную юрисдикцию, были составлены «по соглашению между королем и баронами». Указ 1209 г., на который мы ссылались выше, относительно сюзеренства над ленами, делившимися между несколькими наследниками, содержит в себе следующие слова: «Филипп, король, Эд, герцог Бургундский, Эрве, граф Неверский, Рено, граф Булонский, Гоше, граф Сен-Поль, Гюи де Дампьер и многие другие знатные люди королевства единогласно согласились и с общего согласия установили, что начиная с 1 мая будет так относительно феодальных держаний». Но особенно следующие один за другим указы, касающиеся евреев и регулирующие или воспрещающие ростовщичество, дают возможность измерить успехи королевской власти в деле общего законодательства на протяжении царствований Филиппа Августа, Людовика VIII и Людовика IX. Филипп Август издает указы лишь для евреев своей potestas, своего домена, или же он заключает об этом соглашение с графиней Шампанской и сиром де Дампьер, которое обязывает только их одних. Людовик VIII в 1223 г. идет гораздо дальше. Он добивается того, что одиннадцать герцогов или графов и тринадцать других сеньоров утверждают присягой указ, который он издал по соглашению с ними, и по поводу одного постановления, имеющего фискальное значение: «Никто из нас не может принимать и удерживать у себя чужих евреев», — прибавлено: «Это постановление имеет силу для тех, кто утвердил присягой его издание, а также и для тех, кто его не утверждал». Граф Шампанский не присутствовал на этом собрании 1223 г., но король потребовал и от него обещания исполнять вышеупомянутый параграф; тот отказался, тогда двадцать четыре сеньора, подписавших указ, помогли королю принудить его к этому. Остальные же параграфы имели силу только в доменах короля и тех, кто присягой утвердил этот указ. Наконец в 1230 г., во время регентства Бланки Кастильской, король издает указ, запрещающий ростовщичество и задержание евреев, принадлежащих другому сеньору. Двадцать один барон его подписали или по крайней мере приложили свои печати к нему; и они принимают на себя обязательство соблюдать этот указ полностью в своих владениях и принуждать тех баронов, которые не захотели бы считаться с вышеуказанными постановлениями. Эти документы, как мы видим, представляют собой переходную ступень между указами домениальными или платоническими указами Людовика VII, с одной стороны, и с другой — имеющими общегосударственный характер указами второй половины XIII в. Такие общие указы, в которых даже не упоминается о согласии баронов, появляются, как мы это ясно видим, в конце личного правления Людовика Святого: он по собственной своей инициативе запрещает частные войны во всем своем королевстве, как это будет видно дальше, или повелевает, чтобы его монета имела хождение повсюду и чтобы во всем его королевстве такая или иная монета имела такую или иную ценность и чтобы монеты, подделанные под королевскую монету, просверливались и конфисковались, даже во владениях сеньоров, «имеющих свою собственную монету»[108]. Людовик Святой в подобных вопросах считал, что король имеет право навязывать свою волю всем, так как она с полной очевидностью согласуется с общим благом. Бомануар, несколько лет спустя, очень хорошо передаст его мысль, написав, что король может издавать какие он хочет указы для общей пользы[109]. Это идеи римского и религиозного происхождения. Но их применение стало возможным лишь потому, что предшественники Людовика Святого могли мало-помалу расширить круг действия своих указов благодаря системе феодальных совещаний.