Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стена Третья — нет будущего. Эта часть оказалась самой сложной в концептуальном плане. После событий последней главы второй части, я не знал, как мне закончить произведение, либо же не мог представить, как эту концовку растянуть на целую часть. И в какой-то момент на меня снизошло озарение: я понял, что основная история уже закончилась. Будущего, буквально, нет! То, что будет после — это уже эпилог. И этим эпилогом могла оказаться первая половина XVIII главы. Но я решил пойти дальше…
Третья часть романа — это не продолжение той истории. Она уже закончена. А то будущее, которое наступило в рамках повествования — уже новая история. И эта история уже у каждого своя. Поэтому финал романа построен в формате отдельных повествований. Это уже жизни разных людей: кто-то пошел дальше; кто-то хочет, чтобы все было как раньше; а кто-то начал свою собственную историю, устав быть второстепенным персонажем чужой.
Таким образом, я сделал некий уход от классической композиции эпохи модерна, где есть вступление, основная часть и заключение. В моем случае заключение наступило в момент кульминации, когда события достигают своего пика, а затем остается некая интрига. Интрига сходит на нет к моменту «недо-эпилога», а то, что следует за ним, уже никак не относится к основной истории, частично высмеивая то, как обрывисто все закончилось. Эта часть романа будто бы не может найти себе место: она пытается стать ненужным продолжением и не может превратиться в отдельную историю.
Применив данный прием, я бы хотел отнести финал произведения, как и сам роман в целом, к литературе периода постмодерна. Рассказанная мной история не просто приближена к реальной сюжетно, но и композиционно; ведь не все в нашей жизни имеет четкий и ярко выраженный финал. А эпилог романа служит для обозначения того, что каждый из героев смог полностью перешагнуть через себя и начать жить дальше — теперь у каждого из них впереди своя новая история.
Четвертая стена — это само время; это самое бытие. Время и есть бытие — эти абстрактные умозаключение восходят к онтологии немецкого философа Мартина Хайдеггера. Четвертая стена — это состояние вне времени; это и есть небытие. Она обозначает все то, что есть, было и будет; ровно, как и то, чего нет, не случалось и никогда не произойдет. Это то, что может случить с каждым из нас; это то, с чем никто из нас никогда не столкнется. Во сне и наяву — это реальная история о выдуманной жизни.
* * *
В конце мне бы хотелось поговорить немного о моем творческом пути в целом — тех книгах, что я написал, и тех годах, что я посвятил художественной литературе. Я понимаю, что мне требуется провести более глубокую рефлексию, проанализировав все то, что я успел сделать. В конце третьей книги «Третье правило жизни» у меня была попытка воссоздать что-то подобное. «Мир. Цветы. Падение»: я оформил это в формате пьесы-постановки, в которой персонажи всех моих произведений выходят на сцену, говоря о том, что пережили они, читатель и сам я — автор. Но это, скорее, было обобщение опыта и ознаменование того, что трилогия завершена. А сейчас… Я хочу поговорить совсем о другом…
Свой первый рассказ «Смертный» я написал в 16 лет. Тогда я увлекался работами художников-сюрреалистов, а также фильмами в жанре артхаус. Особое влияние на меня оказал фильм 1977 года «Голова-ластик», снятый знаменитым Дэвидом Линчем. Вкупе с моим увлечением оккультизмом, я решил для себя, что хочу писать драматургию в жанре «Мистика» с элементами символизма и сюрреализма. В такой атмосфере была выполнена моя трилогия «Вселенная — Я».
Первую книгу мне удалось опубликовать лишь в начале 2016 года, когда мне уже было 18. Буквально спустя полгода я тут же выпускаю вторую книгу. И лишь осенью 2017 выходит в свет заключительная часть. Дописывая ее летом, я уже понимал, что хочу поменять направление. Я стал взрослее, былое увлечение демонологией отпало, и меня начала интересовать больше реальная жизнь с ее особенностями. Мне казалось и кажется, по сей день, что человеческая жизнь — это уникальная история во всевозможных жанрах. И такой интересной ее делает тот факт, что наша жизнь никогда не принадлежит целиком лишь нам самим. Человек в ходе своего существования формирует различного рода узы с другими людьми; эти взаимоотношения напрямую или косвенное влияет на развитие человека: формирование модели поведения, системы ценностей и, банально, обогащение социального опыта.
Мне захотелось уйти в реализм, посвятив грядущую работу освещению как раз тех самых людских отношений и сущности. Философия и особенно психология — вот на что я сделал ставку. И если на написание и публикацию трех книг у меня ушло, условно, три года, то сколько же мне потребовалось, чтобы закончить один только роман. Хотя планировалось уложиться в полтора…
Причина таких длительных сроков проста — я начал жить и постигать жизнь. Я осознал, что человеческие взаимоотношения куда более комплексные и при этом довольно простые. Попытавшись соединить это воедино, я бы начал разжевывать каждый частный случай, либо осветил все в общих словах. И тот и другой вариант не устраивал. Да, я знаю, что, от части, я сейчас повторяю то, что сказал в предисловии, но я не могу иначе. Потому что мои рассуждения ведут к одной главной мысли, которая звучит следующим образом: «Я устал».
Я устал. Я устал от мира художественной литературы. Я устал писать прозу. И нет, это не значит, что я хочу уйти в стихи; те, кто знает мою биографию, вспомнят о том, что я пришел в прозу из поэзии. Это значит то, что я хотел бы писать что-то из разряда научно-популярной публицистики, которая бы затрагивала такие темы, как психология, лингвистика и, безусловно, философия. Более того, в перерывах между написанием романа, я пробовал набрасывать материал по философской проблематике. Но расширяя и углубляя свои знания, я начинал осознавать, что еще недостаточно компетентный для такого рода работ. Наступает период, когда актуальной оказывается следующая фраза «Чем больше мы узнаем, тем
