Нет больше древних законов, их заменили странные новые законы.

Богатство стало единственным объектом людских желаний, поскольку оно дает власть. Мужчина из знатного рода женится на дочери богатого плебея, как и женщина из знатного рода выходит замуж за плебея.

Феогнид, выходец из аристократического рода, безуспешно пытался противиться ходу событий. У него, осужденного на изгнание, лишенного собственности, единственной формой протеста были его стихи. Но если он и не надеялся на успех, то, по крайней мере, никогда не сомневался в правоте свого дела. Он признал поражение, но при этом сохранил уверенность в собственной правоте. По его мнению, происшедший переворот был преступлением против морали. Ему, аристократу, казалось, что на стороне этой революции не было ни справедливости, ни богов, что она покушалась на религию.

Эти сетования бесполезны, и он сам это прекрасно знает. Его жалобы не что иное, как добродетельный поступок, поскольку от предков перешла к нему «священная традиция», которую он обязан продолжать. Но все его старания напрасны; традиция будет предана забвению; сыновья аристократов забудут о своем благородном происхождении, и в скором времени все увидят, как они соединяются узами брака с девушками из плебейских семей, как они будут пить на их праздниках, и есть за их столом, и скоро проникнутся их чувствами. Сожаление – это все, что осталось греческой аристократии времен Феогнида, но и это сожаление должно было вскоре исчезнуть.

Действительно, после Феогнида от аристократии осталось только воспоминание. Знатные семьи продолжали благочестиво сохранять домашний культ и память о предках, но это и все. Еще оставались люди, которые занимались тем, что выискивали своих предков, но их высмеивали. Они сохранили обычай делать надписи на могилах, что умерший был выходцем из благородной семьи, но не делали никаких попыток восстановить рухнувшую систему. Исократ абсолютно справедливо заметил, что в его время знатные афинские семьи сохранились только в гробницах.

Так постепенно преобразовывался древний город. Вначале это было сообщество какой-нибудь сотни родоначальников. Позже число граждан увеличилось, поскольку младшие ветви добились равенства. Затем освобожденные клиенты, плебеи, весь тот народ, который на протяжении веков оставался вне религиозной и политической ассоциации, иногда даже вне священной городской ограды, сломал преграды и проник в город, где вскоре занял господствующее положение.

После свержения царской власти на протяжении четырех веков Афинами управляли эвпатриды. История хранит молчание об этом долгом периоде, известно только, что власть эвпатридов была ненавистна низшим сословиям и что народ пытался изменить создавшееся положение.

В 598 году всеобщее недовольство и некоторые признаки, указывающие на близость переворота, возбудили честолюбивые замыслы эвпатрида Килона, который взялся свергнуть власть своего сословия и стать народным тираном. Усилия архонтов помешали исполнению его плана, однако волнения не прекращались. Эвпатриды тщетно использовали все имеющиеся у них в запасе религиозные средства. Напрасно говорили, что боги разгневаны и появились призраки. Напрасно устроили очищение города от преступлений и воздвигли два алтаря – Насилию и Дерзости, чтобы умилостивить этих божеств, чье пагубное влияние взволновало умы. Все было тщетно. Им не удалось укротить народный гнев. С Крита призвали благочестивого Эпименида, таинственную личность, слывшую сыном богини, и он совершил несколько очистительных церемоний. Эвпатриды надеялись таким способом поразить воображение людей, оживить религию и, соответственно, укрепить аристократию. Но это не произвело никакого впечатления на народ; религия эвпатридов больше не имела влияния на умы; народ упорно продолжал требовать проведения реформ.

В течение последующих шестнадцати лет против эвпатридов вели войну несдержанные жители гор и терпеливые, но упорные богатые жители приморья. Наконец, самые благоразумные представители трех сторон согласились дать Солону поручение положить конец разногласиям, чтобы предотвратить еще большие беды. Солон по счастливой случайности принадлежал одновременно к эвпатридам по происхождению, и к торговому сословию по роду деятельности в годы юности. В своих поэтических произведениях он предстает человеком полностью свободным от предрассудков своего сословия. Его стремление жить в мире, склонность к богатству и роскоши, любовь к удовольствиям – все это отдалило его от эвпатридов. Он принадлежал к новым Афинам.

Мы уже говорили о том, что Солон приступил к осуществлению реформ с освобождения земли от древнего господства религии эвпатридов. Он разорвал оковы клиентелы. Столь значительные изменения в социальном строе повлекли за собой изменения в политическом строе.

Впредь, по меткому выражению самого Солона, низшим классам требовался щит для защиты недавно обретенной свободы. Таким щитом были политические права.

К сожалению, мы не обладаем достаточными сведениями о конституции Солона, однако похоже, что с того времени все афиняне стали принимать участие в собраниях, а сенат состоял не только из эвпатридов; можно даже предположить, что архонтов выбирали не только из древней жреческой касты. Эти важные нововведения разрушили все древние городские законы. Теперь низшая каста наравне с эвпатридами принимала участие в голосовании, могла занимать места в магистратуре, в управлении городом. Новая конституция не брала в расчет право первородства. Общество по-прежнему было разделено на классы, но деление было произведено в зависимости от имущественного положения. Пришел конец власти эвпатридов. Теперь эвпатрид ничего не значил, если не был богат; он имел влияние только благодаря богатству, а не происхождению. С этого момента поэт мог сказать: «В бедности аристократ не пользуется авторитетом»; публика в театре аплодировала словам актера: «Какого происхождения этот человек? Богатого, только богатые теперь аристократы».