В атмосферу попало бы меньше породы и меньше серы, снизив долгосрочный ущерб. Возможно, нептичьи динозавры остались бы живы.

Немногие животные крупнее лабрадора пережили мел-палеогеновое вымирание. Небольшой размер популяций после массового вымирания называется эффектом лилипутов [128]. Более крупные животные особенно сильно страдают от катаклизмов, оказываясь неспособными найти ресурсы для выживания. К тому же они слишком медленно размножаются, чтобы восстановить популяцию. Те, кто все-таки выжил, могли посчитать, что им куда лучше с меньшей массой тела, для которой требуется меньше энергии.

Граница K-Pg стала лезвием гильотины для динозавров. Мало признаков указывает на то, что какие-либо нептичьи динозавры пережили столкновение. А если кто и смог, они были из тех, кого палеонтологи называют «ходячим мертвым видом»: они могли продержаться еще какое-то время, но все заканчивалось плачевно. Самые первые группы птиц, появившиеся до катастрофы, были утрачены, как и многие меловые предки современных групп1. Возможно, вас это удивит, но массовое вымирание пережили предки уток, куропаток и некоторых бегающих птиц, таких как эму, – вместе они вошли в новую эру.

Птерозавров вытеснили уже к концу мела. Остались лишь немногие, в том числе жирафоподобные гиганты аждархиды. Выдвигалась гипотеза, что птерозавров потеснили в большинстве ниш неуклонно растущие в своем разнообразии птицы, – по сути та же история, что с заменой тритилодонтов многобугорчатыми из предыдущей главы. Однако, когда появился астероид, аждархиды-титаны погибли.

Маленький размер, однако, спас далеко не всех – вымерли многочисленные группы ящериц2 и амфибий. И конечно, эта катастрофа сильно ударила и по млекопитающим. Плодовитые многобугорчатые еле держались в таких местах, как Азия, как и метатерии, группа, включающая сумчатых. Растения сильно пострадали от удара, как и насекомые, от них зависящие. Из-за того, что частицы пыли и выбросы блокировали свет и излучение солнца, листья с трудом осуществляли фотосинтез и массово погибали. Всплеск грибковых спор, сохранившихся в мел-палеогеновых отложениях, свидетельствует о повсеместном разложении3, как было и во времена пермского вымирания. Пчелы пострадали из-за сокращения источников питания4, многие виды были утрачены.

В водоемах досталось и крокодилам, а морские рептилии и другие организмы исчезли или подверглись серьезному воздействию. Аммониты – возможно, наиболее узнаваемые и часто собираемые окаменелости на планете – исчезли из наших морей навсегда, запомнившись своими бесчисленными пустыми спиралями раковин.

Мы не можем точно знать, когда самый последний член любой из этих групп умер из-за эффекта Синьора – Липпса. Нет, это не сценический псевдоним итальянского порноактера, а палеонтологический принцип [129]. Согласно этому принципу, мы никогда не узнаем, когда появился или вымер какой-либо вид, потому что мы никогда не найдем окаменелости самой первой или самой последней особи. Мы можем получить только минимальный и максимальный диапазон, ограничивающий существование того или иного вида.

По некоторым оценкам, массовое вымирание продолжалось от нескольких сотен до нескольких тысяч лет. Другие говорят о десятках тысяч. В рамках геологии, считайте, вспышка камеры.

Жизнь восстанавливалась по-разному в зависимости от места. Исследования, проведенные в Колорадо, указывают на то, что экосистемы начали восстанавливаться в течение полумиллиона лет. В течение четырех миллионов лет восстановились насекомые, питающиеся листьями, например, в Патагонии5. Хотя некоторые связи между растениями и насекомыми были порушены, появились новые механизмы, которые легли в основу возрожденной экосистемы. Муравьи и термиты приобрели новое значение, они процветали, как и бабочки. Покрытосеменные растения быстро приходили в себя. Они дали начало новым сортам фруктов и впоследствии размножились, когда голодные млекопитающие и птицы разнесли их семена.

Разрушения не сильно затронули самые глубокие океаны. Кислотные дожди отравили мелководные моря и их обитателей, но они не смогли повлиять на темные глубины водной толщи. Между растениями и океанами был прочный каркас для возведения новых пищевых цепочек.

Для некоторых групп животных это было не столько вымиранием, сколько перетасовкой. Как и в других массовых вымираниях, больше всего пострадали животные с определенным образом жизни. Требовалась немалая гибкость, чтобы пережить столкновение и подстроиться под новые правила игры. Те, кто все-таки сумел адаптироваться, выжили – какое-то время даже процветали. Некоторые виды осели в рефугиумах, местах, менее подверженных изменениям, которые происходили в мире, – своеобразные экологические Шангри-Ла. Животные выходили, щурясь от солнечного света, готовые вернуть себе опустошенные земли.

Когда пыль осела, первыми вышли эутерии. Во второй половине мезозоя эта группа была всего лишь игроками на замену. Однако их стремительное восстановление в палеогене повлияло на саму жизнь на Земле.

Пришло время начать вторую «эру млекопитающих».

В палеогене царил полный бардак. Как и после любого шторма, на восстановление ушло время. Этот период начался 66 миллионов лет назад и продолжался 43 миллиона лет до начала неогена. Палеоген и неоген раньше называли третичным периодом – наследие вторичных пород викторианской эпохи. Хотя это название все еще иногда используется, оно утратило актуальность с обновлением геохронологической шкалы.

После неогена эстафетная палочка перешла нашему нынешнему геологическому периоду – четвертичному, который начался два с половиной миллиона лет назад. Палеоген, неоген и четвертичный период вместе называются кайнозоем. Мы – всего лишь точка в конце, ноготь на вытянутой руке жизни позвоночных.

Было непросто проследить эволюционную борьбу млекопитающих за то, чтобы они действовали сообща в палеогене. Во многих книгах вам расскажут, что млекопитающие зародились именно там и развились от маленьких и примитивных предков. Теперь мы знаем, что это неправда. У них долгая история и могущественные истоки, уходящие на 300 миллионов лет назад.

Однако в стереотипе о происхождении современных млекопитающих есть все-таки доля правды.

Что же делает млекопитающих и птиц такими особенными? Краткий ответ таков: ничего. Многие группы пережили мел-палеогеновое вымирание. Птицы цепляют наш взгляд своей разномастностью, но стоит взглянуть на количество видов рыб, как вы тут же пересмотрите понятие разнообразия [130]. По какой-то причине люди просто без ума от этих двух групп, они выставляют их фигуры в саду, снимают о них фильмы, даже делают членами своей семьи.

Но можно провести несколько интересных параллелей между млекопитающими и их пернатыми собратьями. Некоторые из них, возможно, способствовали их быстрому восстановлению после катастрофы.

Мы очень долго пытались разобраться в том, как млекопитающие размножились после K-Pg. Однако насущный вопрос скорее в том, почему наши пушистые предки не сделали этого раньше. Что удерживало нас на второстепенных ролях в течение стольких миллионов лет? Долгое время считалось, что нас сдерживало присутствие динозавров. Летопись окаменелостей говорила примерно о том же, но до конца двадцатого века мало достоверных данных это подтверждало.

Ученые обратились к цифрам. Исследование, проведенное в 2013 году, протестировало данные по всем