эксперта имел все основания быть поставленным и требовал решения, поскольку его положение, по справедливому замечанию П. С.Элькинд, выходило за пределы полномочий специалиста и настоятельно требовало правового урегулирования.[510] Аналогичную позицию в отношении операторов ЭВМ занимал и Л. Д.Кокорев.[511]

Надо сказать, что кроме операторов в качестве специалистов по электронно-вычислительной технике могли выступать и разработчики компьютерных программ, обеспечивающие машинное решение конкретных экспертных задач: трассологических, баллистических, почерковедческих и других. Все было понятно, когда речь шла о научно-исследовательской работе. Таких разработчиков, выполняющих научно-исследовательские функции, нельзя было относить ни к специалистам, ни к экспертам, ни вообще к участникам уголовного процесса. Сложнее обстояло дело с разработчиками уникальных программ, как бы «заказанных» экспертом для решения конкретной уже поставленной следователем или судом экспертной задачи. Функции таких сведущих лиц и их правовое положение законом также не определялись. Некоторые авторы, тем не менее, предлагали свое, традиционно простое решение. Так Р. С.Белкин, например, полагал, что разработчик оригинальной, рассчитанной на «конкретный случай» программы выступает в роли эксперта.[512] Этот «случай» нуждается в комментарии.

Говоря о функциях эксперта и разработчика компьютерной программы для проведения экспертизы, нельзя было не заметить, что объект познания для них в данном случае не совпадал: объектом экспертизы являлись фактические данные, имеющие отношение к исследуемому событию преступления, в то время как объектом программирования выступал сам процесс исследования этих данных. То есть непосредственно сама экспертная деятельность, которая разработчиком программы должна была быть представлена в виде алгоритма (формализованного описания выполняемых при экспертизе операций) и переведена на понятный машине язык. Машина, работающая по готовой программе, в сущности, моделировала работу эксперта. Разработчик такой программы, следовательно, только давал в руки эксперта «инструмент», с помощью которого часть его работы брала на себя машина, сама же при этом экспертом не становилась. Содержанием экспертной деятельности могла быть только реализация, использование готовой программы, а не ее разработка, также как не могла рассматриваться в качестве разновидности экспертной деятельности разработка той или иной, пусть даже уникальной, экспертной методики.

Разработка предназначенной для «разового» использования программы, таким образом, становилась не чем иным, как той же самой разновидностью научной разработки новых методов и средств судебной экспертизы, которая относилась к сфере научной деятельности, а не практической реализации ее результатов.

Не являлось каким-то новым видом экспертизы и непосредственно само обслуживание компьютера специалистом по ЭВМ при проведении назначенного экспертного исследования экспертом другой специальности, хотя некоторыми учеными и предлагалось рассматривать такое использование ЭВМ в качестве элемента комплексной судебной экспертизы.[513] На самом деле ЭВМ в таком исследовании (почерковедческом, судебно-баллистическом или ином) выступала лишь как новое техническое средство достижения конкретных целей назначенной судебной экспертизы. «Микрокомпьютеры, — подчеркивали авторы работы «Микрокомпьютеры для юристов», — это такой же инструмент, как ваша надежная шариковая ручка, пишущая машинка или телефон».[514] И до тех пор, пока эксперты разных традиционно экспертных специальностей не освоили работу на ЭВМ, для которой учеными-криминалистами в содружестве с математиками-программистами разрабатывались соответствующие программы, хотя бы до уровня использования пишущей машинки, до тех пор они, естественно, были вынуждены обращаться к помощи специалистов.

Очевидно, роль любого сведущего лица на определенном этапе внедрения новой техники в практику — это всегда в известной мере роль «посредника», обеспечивающего ее освоение массовым потребителем. Ведь для того, чтобы технические новшества стали общедоступными, необходимо было, во-первых, время на их освоение; во-вторых, чтобы кто-то обучил работе с новыми техническими средствами; наконец, в-третьих, нужна была наработка определенного опыта их применения в конкретных условиях практики — следственной, экспертной, судебной. Только при наличии этих условий то, что было доступно когда-то специалистам, становилось, благодаря его усилиям, общедоступным. Так было не только с ЭВМ, так было и с киносъемкой, видеозаписью, другими техническими средствами, ставшими в разряд бытовых приборов.

И поэтому проблема освоения новой техники должна была рассматриваться, прежде всего, как проблема обеспечения эффективного внедрения в практику экспертных исследований новых, совершенных технических средств, облегчающих труд эксперта и еще не получивших массового распространения. И уже только по этой причине она требовала решения на законодательном уровне. Но если механизм внедрения новейших достижений науки и техники в практику следователя в известной мере оказался обеспечен правилами ст. 133 УПК РСФСР, то освоение новой техники экспертом к концу ХХ столетия встретило трудности из-за неопределенности положения специалиста, оказывающего эксперту техническую помощь. Выход представлялся в том, чтобы распространить статус специалиста на сведущих лиц, приглашаемых не только следователем, но и экспертом.[515] Принимая новый УПК в 2000 году, законодатель ограничился, однако, предоставлением такого права дополнительно только адвокату.

Вместе с тем, новый уголовно-процессуальный закон, признав оказание помощи участникам судопроизводства самостоятельной функцией специалиста, внес тем самым коррективы и в перечень регулируемых нормами права форм использования специальных познаний, различаемых по субъектному признаку. За разъяснением вопросов, входящих в профессиональную компетенцию специалиста, получили право обращаться не только следователь и суд, но и стороны процесса (п. 1 ст. 58 УПК РФ). Расширился и круг субъектов получения от специалистов технической и иной помощи в собирании доказательств. Их перечень закон дополнил защитником подозреваемого, обвиняемого (п. 3 ч. 1 ст. 53 УПК РФ).

Кроме того, летом 2003 года в УПК появились ещё две новые формы использования специальных познаний:

1) подготовка специалистом письменных ответов (заключений) на поставленные сторонами вопросы, требующие специальных познаний (п. 3 ст. 80 УПК). Фактически эта новая форма использования знаний специалистов включила в себя дачу письменных консультаций сторонам, придав им доказательственное значение;

2) допрос специалиста для разъяснения им своего мнения, высказанного в письменном заключении, либо для выяснения обстоятельств, требующих специальных познаний (п. 4. ст. 80 УПК РФ), то есть в качестве именно сведущего лица.

Какие вопросы надлежало ставить на разрешение специалиста, выступающего в новом своем качестве, новый уголовно-процессуальный закон не определил. Тем не менее, можно предположить, что законодатель не намеревался ограничивать случаи обращения к специалистам с вопросами, носящими консультационный характер. Новые формы привлечения специалиста в расследовании теперь, очевидно, стало возможным применить и к тем ситуациям, когда у любой стороны, а не только у следователя, возникала потребность обратиться к помощи сведущих лиц для разъяснения нетрадиционных вопросов. Например, с предложением дать научную оценку заключений ранее проведенных по делу экспертиз, что и подтвердил Пленум Верховного суда РФ в своем постановлении