Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звездным горном, грозным и задорным,
И поют, и гремят в щербатых камнях раскаты вала
Песню без конца и без начала.
Если нам познанья золотые крохи
Голову не вскружат,
Дивный звездный лис примчит на наши вздохи,
Службу нам чудесную сослужит.
Он в меху своем разгадку жизни хитро прячет,
Он не даст ее нам украсть до срока,
Но, когда пропляшет, прыгнет, прянет и ускачет —
Больше нам не будет одиноко.
Ночь.
Огни пароходов.
Ближе к восходу стало темней.
Но в море заря встает, и за ней —
Мелодия дней.
И, как прежде, поют в зеленых камнях раскаты вала
Песню без конца и без начала.
Выходим на балкон, поем громко, чтобы хоть кто-нибудь слышал. Мелодия сложна, даже, я бы сказал, прихотлива, легко раздобывается в Интернете, воспроизводится не так легко, но все же. В этой песне именно то соотношение здравомыслия и безумия, которое является ключом ко всему на свете. В мироздании примерно такое же соотношение.
Не хотите эту — можете спеть другую. От любой в жилы наши и мускулы вливается сила — та сила, что всегда наступает от совпадения нашего ритма с ритмом мира.
Людей, говорящих тут о наивности, романтике и отрыве от реальности, просят заткнуться, чтобы не позориться. Вот то, что можем мы противопоставить всему, что ненавидим в жизни: не добро, но яркость. Ночь, огни пароходов, гром волны в ущелье. Это не имеет отношения к добру, но совершенно убийственно для зла.
Если нам нравится звучание нашего голоса с балкона в сыром осеннем воздухе, можем спеть еще раз — плевать на соседей, нам ничего хорошего не сделали эти соседи.
Сегодня мы обходим по периметру весь Квартал и замечаем странную вещь.
В нем все поменялось, все точки переехали.
Место, где приходили лучшие мысли, стало местом любви. Точка неприятностей стала точкой, где случится важное. Горка стала местом добрых чувств, а опасность теперь вообще чувствуется все время.
Заметили?
Это потому, что мы изжили, преодолели «Квартал», он стал теперь местом других чувств и ассоциаций, и все в нем как бы говорит там: ты слишком тут задержался, делать здесь тебе больше нечего, ты получил стартовый толчок, и теперь тебя ждут совершенно другие пространства. И отжимаешься ты тоже гораздо лучше.
Это не значит, что тебе здесь больше не рады. Но теперь тебе надо искать другой «Квартал».
Прощаемся с прежними местами и чувствуем, что ничего не чувствуем. Как это правильно, как хорошо мы собой распорядились. Зато небо — о, с небом все прекрасно. В нем мы угадываем теперь удивительно ясные сигналы, и заметьте, как сегодня светло и ясно, какие большие белые облака плывут над нами.
Но что-то нас томит, что-то нехорошо. Тревожно.
Невозможно понять, в чем дело. Вероятно, так всегда бывает при переходе на новый этап.
Но что-то нам подсказывает: нет, мы не перешли на новый этап. Старый мы утратили, а к новому еще не пришли.
Слишком все легко, вот что. Слишком просто нам это казалось. А надо решительней, надо уничтожить все, что нас еще здесь держит. А пока мы зависли в межеумочном пространстве и не знаем, что такого с нами произошло. Да, мы выпали из множества ложных зависимостей и отягощающих связей, и в нашем родном квартале, где мы живем, нам уже не место. Но сами-то мы прежние, и что-то очень важное с нами еще не случилось — надо бы понять что.
Но я еще не могу. Я просто чувствую, что на этом берегу делать уже нечего, а на другом меня еще не примут. И я не знаю, что надо сделать.
У меня был такой сон: я сижу в сквере на скамейке, здесь, в «Квартале». Мне вообще часто снится «Квартал». Я умер, и вот решается моя судьба. У меня есть последний час, на который меня отпустили, чтобы я здесь что-то исправил. Снег идет, но медленный, он поблескивает в луче фонаря. Куда мне пойти? Я бегу в дом, где жила возлюбленная. Я виноват перед ней, это надо как-то исправить. Подъезжает троллейбус, я вспрыгиваю туда, меня все видят, и все на меня смотрят без особенной надежды, как бы говоря: попробуй, конечно, но ничего не получится. И действительно, я бегу к ее подъезду, а дверь заперта. (При этом я помню, что сейчас этот дом снесен, его нет, но ведь и я в некотором смысле снесен.)
Хорошо, я бегу к друзьям, но они заняты собой, у них свой, посторонний разговор, в котором я ничего изменить не могу. Дома еще какой-то посторонний мужчина, друг с женой спорят о нем, а он молчит. Жена подчеркивает, что это друг дома, и настаивает, чтобы он жил с ними. Муж пытается ей объяснить, что это нельзя, но рациональных аргументов нет. Их действительно нет, если вдуматься, во сне я это хорошо понимаю. Я ухожу. Куда теперь?
Теперь мне надо к женщине, которую я не любил, но она любила и всегда выручала меня. Я должен, вероятно, как-то исправить это, искупить вину перед ней, но я прибегаю, а там другой человек, она теперь лечит и спасает его. Если хочу, я могу остаться тут, на кушетке. Вдруг мне с ужасной ясностью приходит в голову мысль: мир всегда смотрел мимо меня. И на меня поэтому всегда так сильно действовали женщины не то чтобы роковые, но странные, с блуждающими, плавающими глазами. Глядящие как бы мимо меня на что-то главное.
Меня не устраивает это главное, вот в чем дело.
И я остаюсь в сквере, и снег начинает идти все гуще. Не буду я исправлять свою участь, меня устраивает моя участь. Я все равно не понравлюсь тому, что тут главное, — даже добрым женщинам, которые жалели меня.
И вдруг, по тихой улыбке сквера и снега, я понимаю, что сделал именно то самое, что и не надо ничего исправлять, а надо…
С этим чувством возвращаемся домой, пьем крепкий чай, лучше с травами.
Сегодня мы разбираемся со своим внутренним миром, точнее, с теми его аспектами, которые мы еще не успели настроить на счастье и гармонию. Как при дефрагментации диска обязательно остаются красные квадратики, то есть куски неубираемых программ и прочие неисправимые ошибки, — так и при настройке нашего организма на деньги и блаженство обязательно остаются неудаленные воспоминания, опасные комплексы и мучительные опасения. С ними мы сегодня разберемся, а проще говоря, мы их ломаем.
Но ведь концентрация прожитой жизни — она здесь, в нашем доме. Воплощения всех комплексов и обид — тоже здесь. Все досталось нам ценой унижения, обмана, отказа от собственного «Я». Ломаем все это. Не всё подряд, а по сложной схеме, приводящей нас к окончательному раскрепощению и высшему совершенству.
Только без злости. Все это следует проделывать с холодной головой и полным осознанием происходящего. Это труднее, но так надо. Крушить в ярости легко, бесстрастно уничтожать — совсем другое дело. Мы не должны вымещать на вещах свою злобу, наша задача — сделать так, чтобы ничего этого просто больше не было.